朝涼や人より先へ渡り舟

Лодки остыли,
Прежде чем люди пришли
Прохлада утра.

Иба Хатиро

@темы: bakumatsu, мое бездарное

---

пришло время новогодних плюшек
собственно, для  Тайо

Сайто из рурони/ Ёшида из писмэйкера

@темы: мое бездарное

---

первый арт поверг в фап

+2

@темы: hakuouki

---

даешь кроссовер!

@темы: sengoku basara

---

подведу все-таки итоги года..два дня ведь осталось..

Сайт года: diary.ru, yahoo.com
Группа года: таковой не было
Фильм года: Rurouni Kenshin the Movie, The Hobbit, The Avengers
Сериал года: Doctor Who, Shinsengumi NHK
Аниме года: Bakumatsu Kikansetsu Irohanihoheto, Hakuouki Reimeiroku, Chouyaku Hyakunin Isshu: Uta Koi
Манга года: Burai, Naruto, Adekan
Знакомство года: все знакомства этого года
Персонаж года: Отани Ёшицугу, Хиджиката Тошизо
Увлечение года: переводы, хокку, история
Книга года: Гендзи-моногатари, Ронины из Ако (читались доооолго)
Блюдо года: соба собственного приготовления
Напиток года: кофе
Цвет года: черный, серый
Время суток года: ночь
Одежда года: мои закосы под 19вечное милитари
Погода года: жара и ливень
Ощущение года: одиночество, заброшенность
Ожидание года: не было
Начинание года: начал учить японский
Разочарование года: потерял трех ближайших подруг
Радость года: побывал в Праге, дождался Утаге
Язык года: японский, английский
Слово года: блять
Экстрим года: ловля попутки на трассе возле Седлеца
Место года: универ
Открытие года: я от всего устал
Песня года: Gackt – Returner, Мельница - Королевна
Клип года: Gackt – Returner
Поездка года: в Чехию
Негатив года: подруги повыскакивали замуж и стали овуляшками
Позитив года: нашел новых друзей
Традиция года: слишком много спать
Цитата года: Тоши, блять, Я бросаю универ
Фанфик года: Karai no yume
Пейринг года: Хиджиката/Сайто, Отани/Ишида, Хомура/Мадока
Вещь года: айпэд
Смайл года:
Подарок года: поездка в Чехию
Вопрос года: что не так с моей жизнью?
Друг года: а вот и затрудняюсь сказать
Друзья года: сами знают
Фраза года: Как же все заебало
Любовь года: Хиджиката Тошизо XD я не ищу простых путей
Настроение года: апатия
Мечта года: остановить время

@темы: флэшмоб, для себя

---

Я очень люблю пьесы Цуруи Нанбоку Четвертого (Йодаймэ, раз уж на то пошло), но все руки не доходили сделать пост о самом драматурге.



Цуруя Нанбоку Четвертый был одним из самых плодовитых драматургов кабуки и создателем жанра кизэвамоно. (Это драма вроде сэвамоно, с очень реалистичным сюжетом, повествующая о низах общества Эдо. Главным героем такой пьесы чаще всего выступает вор, игрок или проститутка. ) Он написал за всю карьеру около 120 пьес.
Автор жил и творил в эпоху Бунка-Бунсэй (1804-1829), время, когда в Эдо театр кабуки процветал, и множилось количество одаренных актеров. И сам Нанбоку был довольно талантлив. Писал он, часто перерабатывая пьесы кабуки 18 века, использовал в своем творчестве элементы более ранних рабо других авторов. Такой метод ы драматургии кабуки носит название наимазэ, смешивание. Однако Цуруя не сводил это до плагиата, а чаще выступал как инноватор, создавая, например такие необычные роли, как ироаку — внешне красивый персонаж, являющийся злодеем, акуба — героиня-женщина средних лет, способная на мошенничество, драки и блеф. Как и ожидалось бы от пьес с такими персонажами, произведения Нанбоку полны сцен убийств, грабежа и эротической окраски. Дублированные кизэвамоно (чистые сэвамоно), драмы, изображающие жизнь низов в Эдо, он сделал оживленными, - на сцене использовались новые хитрые приемы и переустройства ее пространства.
Многие сакуся были бедны, и Нанбоку не был исключением. Об этом служит одно происшествие — как-то раз его жена вошла к нему и попросила денег на рис. Денег у него не было, так что ей пришлось сорвать москитную сетку и заложить ее, чтобы хоть на какое-то время иметь возможность что-то есть. Это личное переживание Нанбоку использовал и увековечил в своем «Ёцуя кайдан»: О-Ива, долго страдавшая и истощенная болезнью, подвергается издевательствам своего мужа, Иэмона, - он покидает ее, желая жениться на более молодой, хорошенькой и богатой девице, -иными словами, обогатиться в этом мире, где всем заправляют деньги. В попытке избавиться от О-Ивы, Иэмон выносит из дома все, что только можно заложить, даже москитную сетку.

Выступал как автор он под четырьмя именами: кроме имени Цуруя Нанбоку Четвертый он использовал имена Кацу Хьёзо Первый, Сава Хьёзо, Сакурада Хьёзо.
Родился он в 1755 году, а умер 27 дня 11 лунного месяца 1829 года.
Обучался он у Сакурада Дзисукэ Первого и Канаи Сансё.
О семье его известно, что его тестем был Цуруя Нанбоку Третий, а сына его звади Кацу Хьёзо Второй. Учениками Цуруи Нанбоку Четвертого были Канаи Сангьё, Мацуи Козо Второй, Сакурада Дзисукэ Второй, Камэя Тосаку, Цуруя Даихачи, Ханагаса Бункё, Кацуи Гемпачи, Мацуяма Кимпачи Второй и Тадзима Коноскэ Первый.

Будущий драматург родился в 1755 году в Эдо, его отцом был красильщик Эбия Изабуро. Детским именем его было Кацудзиро, а по достижению совершеннолетия он принял имя Иноскэ. В 1776 году молодой человек принимает решение стать сакуся, и он входит в мир Кабуки в качестве ученика Сакурады Дзисукэ Первого. Год спустя, в 11 лунный месяц он присоединяется к театру Накамураза и принимает имя Сакурада Хьёзо. В 1780 он перешел в театр Ичимураза и взял имя Сава Хьёзо, примерно в это же время он женится на дочери Цуруи Нанбоку Третьего, и год спустя уходит в театр Моритаза, меняя имя на Кацу Хьёзо Первый. В 1787 году умирает его тесть, и драматург принимает имя Цуруя Нанбоку Четвертый.
В первый лунный месяц 1803 года он становится татэсакуся в театре Каваразакиза не без помощи блиставшего в то время актера Бандо Хикосабуро Третьего.
В 7 лунный месяц 1808 года в Ичимураза состоялась премьера драмы Нанбоку «Toki-mo Kikyô Shusse no Ukejô», прототипами персонажей которой были Ода Нобунага, Акети Мицухидэ и Тоётоми Хидэёши. (moth-prince.diary.ru/p176301649.htm вот мой пост с перессказом сюжета).
В 6 лунный месяц следующего года в театре Моритаза произошла премьера его кайдана «Okuni Gozen Keshô no Sugatami», а в 1 лунный месяц 1809 года — в том же театре поставили драму, написанную им в соавторстве с Сакурада Дзисукэ Вторым, «Kokoro no Nazo Toketa Iroito».
В 3 лунном месяце 1810 года в театре Ичимураза поставили драму «Kachi Zumô Ukina no Hanabure», больше известную как «Shirafuji Genta».Через два месяца там же состоялась премьера пьесы, написанной вместе с Сакурада Дзисукэ Вторым - «Ehon Gappô-ga-Tsuji».
В 3 лунном месяце 1813 года в театре Моритаза увидела свет пьеса «Osome Hisamatsu Ukina no Yomiuri» (она же «Osome no Nanayaku», семь ролей Осомэ). Все семь ролей в пьесе исполнил Иваи Ханширо Пятый.
Ровно год спустя поставили драму «Sumidagawa Hana no Goshozome» (или же «Onna Seigen»)
В 5 лунный месяц 1815 года в театре Каваразакиза состоялась премьера драмы «Kakitsubata Iro mo Edozome» (она же «Oroku to Gantetsu»). В пьесе сыграли известные в то время актеры — Иваи Ханширо Пятый, Ичикава Дандзюро Седьмой, Бандо Мицугоро Третий и Мацумото Косиро Пятый. Два месяца спустя в том же театре поставили драму «Haji Momiji Ase no Kaomise» (она же «Date no Jûyaku», десять ролей Датэ), сюжет и персонажи которой были позаимствованы из пьесы «Meiboku Sendai Hagi». Все десять ролей сыграл Ичикава Дандзюро Седьмой.
А в 3 лунный месяц 1817 годав театре Каваразакиза увидел свет первый Шедевр пера Нанбоку- «Sakura Hime Azuma Bunshô» (пост про эту пьесу — moth-prince.diary.ru/p178560951.htm).
В 3 лунный месяц 1820 в театре Тамагаваза поставили драму «Sakura Butai Maku no Datezome», а в 6 лунный месяц следующего года драма Нанбоку «Kachi Zumô Ukina no Hanabure», ранее называемая «Shirafuji Genta», впервые претерпела новую постановку, спустя 11 лет и 3 месяца с ее премьеры в Эдо в театре Ичимураза. Теперь ее поставили в Киото в театре Китагава-но-Шибаи.
В 9 месяце 1821 года в театре Каваразакиза поставили «Tsuki no En Tsuki no Shiranami», - в главной роли блистал Оноэ Кикугоро Третьий (Садакуро). Два месяца спустя там же увидела свет драма «Tsuki no En Tsuki no Shiranami», совместившая в себе пьесы «Yoshitsune Sembon Zakura» и «Imoseyama Onna Teikin». В 3 лунном месяце 1823 состоялась премьера драмы «Ukiyozuka Hiyoku no Inazuma».
Через три месяца в театре Моритаза поставили драму «Kesakake Matsu Narita no Riken», в которой сыграли Оноэ Кикугоро Третий и Ичикава Дандзюро Седьмой, исполнившие роди Касанэ и Йоэмона. Митиюки, известная под названием «Iro Moyô Chotto Karimame» можно увидеть на сцене кабуки и по сей день.
В 7 лунный месяц 1825 в театре Накамураза состоялась премьера известнейшего кайдана Нанбоку, «Tôkaidô Yotsuya Kaidan».
Два месяца спустя в том же театре увидела свет драма «Kamikakete Sango Taisetsu».
В 11 лунном месяце того же года в Накамураза поставили «Oniwaka Kongen Butai» с Ичикавой Дандзюро Седьмым, Иваи Шидзяку Первым (в роли Осомэ), Иваи Кумэсабуро Вторым (в роли Хисамацу). В нынешнем репертуаре кабуки до сих пор есть митиюки «Ukine no Tomodori».
В 1 лунный месяц 1829 в театре Накамураза состоялась премьера драмы «Kin no Zai Saru Shima Dairi». Главные роли исполнили Сэгава Кикунодзё Пятый (Такияша) и Накамура Шикан Второй (Бандо Таро).
В 27 день 11 лунного месяца 1829 года Нанбоку умирает в Эдо.

@темы: мое бездарное, kabuki

---

писал уже

тут

moth-prince.diary.ru/p176308543.htm про кормилицу Масаоку из клана Датэ
из пьесы Meiboku Sendai Hagi
а сегодня зашел на фудзиартс и наткнулся на нее)))
автор неизвестен, но это 19 век

@темы: ukiyo e, kabuki

---

ммм, kinky Мацунага

+8

@темы: sengoku basara

---

Пылающий меч, 1

бета  .Francois.
за что огромное спасибо)

Глава 1

1. Ночная ярмарка женщин

Командир Шинсенгуми, Кондо Исами, сидел наедине со своим заместителем, Хиджикатой Тошизо.
«Тоши» - так Кондо называл своего товарища. Они обсуждали, следует ли зарубить одного человека или же нет. «Ну и что будем с ним делать?», - спросил он невнятно, со своим родным акцентом области Бусю-Тама. Исами был родом из Ками-Ишивары, а Тошизо — из Ишиды. Оба поселения находились по соседству, вдоль тракта Косю, примерно в 12 километрах друг от друга. Это была сельская местность, и каждый год, едва наступало лето, тамошние заросли сорняков заполоняли гадюки.
Ну а теперь, о «Тоши».
Произошло это сразу по окончанию поздней весны — в начале лета 1857, четвертого года Ансэй, как раз после того, как змеи очнулись от спячки, - в это время в жизни Тошизо, младшего сына фермера из Ишида-мура по имени Кироку, должна была произойти большая перемена.
В том году было непривычно жарко.
Однажды вечером, Тошизо покинул деревню и направился прямо по тракту Косю, - он торопливо преодолевал дорогу в десять километров, что вела в центр провинции Мусаси.
Пояс его юката был затянут так туго, как только было возможно.
Тошизо был высоким, с широкими плечами и гибкими бедрами, - шел он уверенной походкой. Любой, кто знал фехтование, с одного взгляда движения Тошизо мог бы сказать, что в этом деле тот не был дилетантом.
Вокруг головы у него была повязана полоска голубой ткани. Её связанные между собой концы, по тогдашней моде, свисали, доставая ему до груди. молодой человек обладал неплохим вкусом. Могло показаться странным, что он так далеко зашел, повязывая обыкновенную полоску ткани, это и правда было не совсем нормально.
Что до внешнего вида, и прическа у него была необычной. Как сыну фермера, ему было положено носить прическу, укороченную по бокам, но даже для простой прогулки по городу он всегда особым образом собирал волосы в тугой пучок. И, как будто этого было недостаточно для возмущения общественного мнения, - он подражал внешнему виду самурая.
Замечая такое отклонение от нормы, деревенский староста Сато Хикогоро бранил его: «Знай свое место!»
Тошизо просто отводил взгляд и смеялся: «Велика беда! Однажды я стану самураем.»
После того случая он не только не перестал укладывать волосы в пучок, но и начал повязывать на эту самую ткань. Деревенские начали всячески обзывать «вежливо прикрываемый» пучок у Тоши на голове. Семья Тошизо приходилась родней Сато, так что деревенский староста принял решение делать вид, что странную прическу молодого человека он не замечает.
Однако не повязанная на голову полоска ткани, а ясные, сияющие глаза были лучшей чертой во внешности Тоши. Только встретив его долгий, острый взгляд из-под тяжелых век, деревенские девушки тут же теряли самообладание и перешептывались: «...холодом повеяло...», когда он проходил мимо.
Только вот у деревенских мужчин было совершенно иное мнение.
«У Тоши такие глаза - никогда не угадаешь, что у него на уме»
И правда, никто не мог предугадать, что может сотворить этот молодой человек.
Даже выходя на тракт, Тошизо исхитрился украдкой одеть тренировочный ги для дзюдо под свое юката.
Как только он вышел из города, с поля его окликнул знакомый:
«Эй, Тоши, ты куда это собрался?»
Он даже не ответил.
Точнее, он не мог сказать, что отправляется изнасиловать женщину.

В ту ночь была церемония Рокуся Мьёдзин, что в народе звалась Фестивалем Темноты.

Сегодня задачей Тошизо было воспользоваться преимуществом темноты на фестивале и проскользнуть на него. Там он бы стянул кимоно с одной из девиц, что пришли посетить святилище, и овладел бы ей. А потом Тошизо бы снял свое юката и расстелил его на траве, влажной от вечерней росы, чтобы женщина не промокла, пока будет спать. Причиной того, что он одел ги, была вероятность того, что ему следовало быть готовым в случае, если ему придется подраться с кем-то из сопровождающих ее мужчин.

Тошизо был не единственным, кто совершал такое преступление — это было вполне естественно на фестивале.
Паломники, что пришли в храм тем вечером, не все были из центра провинции. Многие были из деревень области Сантама, некоторые даже пришли на эту ночь из Эдо. Когда потух последний фонарь, и земля была поглощена божественной темнотой, женщина и мужчины вернулись к тому, что делали некогда жившие на той же земле их предки, получая все, до чего только дотянутся руки, - это было честной игрой.
Постепенно группы паломников с фонарями в руках, направлявшиеся на церемонию Рокуся Мьёдзин, стали заметно увеличиваться в количестве. Точно указывая месторасположение Эдо, на небе взошла луна.
В лунном свете, равно - мужчины и женщины, держали в левой руке по фонарю, а в правой — зеленый бамбуковый шест, спешили и будто отбивали какой-то странный ритм. Поскольку это был самый сезон гадюк, они стучали шестами по дороге, чтобы отгонять ползучих тварей.

Тошизо тоже нес в руке бамбуковую трость, но она была не так проста: он очистил дерево от сердцевины и вставил внутрь металлический прут, так что шест стал тяжелым, как отлитым из стали.
И он был гораздо полезнее для того, чтобы отбиться от людей, а не от гадюк.

По всей округе Тоши был за глаза известен как «колючая изгородь деревни Ишида», поскольку он мог уколоть любого, кто осмелиться его задеть. Хотя такое выражение часто употребляли, говоря о жестоких людях, в Кобэ и окрестностях и поныне есть просторечное прозвище «колючая задница», которым награждают юношей с преступными наклонностями. Вполне вероятно, в то время такое наименование было распространено и в других частях страны.
Тошизо прибыл на место чуть позже восьми вечера.

У всех шести сотен зданий, разбросанных по округе, были развешаны окрашенные ало-коричневым светильники. Большие бумажные фонари на шестах, воткнутых в землю, выстроились вдоль вязов, точно указывая дорогу к святилищу, озаряя путь так ярко, будто на улице был день.
Иными словами, это и и была ночная ярмарка женщин.

Тошизо высматривал девушек прямо на ходу. Несколько раз он натыкался на знакомых ему девиц из родной деревни, которые готовы были приспустить рукава, - но только, чтобы услышать от него окрик: «Остановись!», сопровождаемый пугающим взглядом. Тошизо испытывал странную застенчивость и никогда не вступал в связь ни с одной женщиной из Ишиды. Девушки, живущие в той же деревне, что и он, рано или поздно стали бы делиться впечатлениями о том, что произошло между ними.
Вот некоторые и стали сплетничать: «Тоши — ханжа».

А Тошизо по некоторым причинам чертовски боялся быть осмеянным в связи с любого рода физической близостью. Точнее, причины-то и не было: просто у него была такая особенность. Потому появились еще и те, кто стал говорить: «Тоши - кот»

В то время, как те, кто выставлял непристойности напоказ, назывались собаками, кошками были те, кто держал всю свою личную жизнь при себе. Однако Тошизо вел себя подобным образом не только в плане секса. Он был похож на воинственное ночное животное, которое нелегко сходилось с людьми.
Был еще один, самый весомый аргумент в пользу того, почему Тошизо не хотел спать с женщинами из той же деревни. Его просто не привлекали крестьянки.

«Место, которое женщина занимает в обществе - это всё»,- думал Тошизо. Дело было не во внешности. Это было его искреннее убеждение. От женщин, что были выше него социальным статусом, как казалось Тоши, веяло особым очарованием, которое повергало его в дрожь. Мало у кого бывал такой сексуальный аппетит.

Например, прошлой зимой он спал с девственницей. Это была девушка, жившая при большом буддийском храме в Хатиудзи, и, как следствие бытовавшей в секте Син традиции, вся паства называла ее «принцессой». Тошизо, только прослышав про это, и даже взгляда еще не бросив на девушку, решил, что хочет с ней переспать.

Чтобы встретиться с ней, он отправился погостить в храм, который находился за 8 километров до места, где он жил. По этому случаю Тошизо стал известен обитателям Хатиудзи, как «аптекарь».

Как раз в то время он и занимался торговлей лекарствами. Тошизо был родом из семьи фермеров, которые достаточно хорошо зарабатывали, чтобы считаться зажиточными, так что они могли жить в удобстве, без необходимости заниматься чем-то, кроме своих дел. Была еще тайная формула лекарства, передававшаяся в семье из поколения в поколение. Лекарство называлось «Ишида Саньяку», и, как говорили, оно прекрасно справлялось с синяками и повреждениями костей.

Одним из компонентов была колючая трава, напоминающая вьюнок, которую собирали в русле реки Аса, протекающей недалеко от их деревни. Трава эта, сначала хорошенько высушивалась на солнце, потом крошилась до состояния порошка, и, наконец, скармливалась пациентам с горячим сакэ. Даже странно было, насколько хорошо она действовала. После небезызвестного инцидента в Икеда-я, в который позже были вовлечены Шинсенгуми, Тошизо лечил этим порошком всех раненых. Говорили, что через два дня, все ушибы и синяки сошли, и ни у кого не было переломов.
Тошизо, продавая Ишида Саньяку, успел обойти не только Бусю, но и Косю и Аисю. Будучи еще мальчишкой, он надеялся продвинуться в занятии фехновением, поэтому часто заходил в додзё, обменивая лекарство на уроки.
В то время, Тошизо постоянно бродил по выженазванным областям. Позже, когда он стал известен благодаря Шинсенгуми, множество учителей, вроде Огавы Кейдзи, мастера Шиндо-Мунен-рю из додзё в Сакурамати, что в Косю, говорили: «Так Хиджиката Тошизо был аптекарем из Бусю, да? Неудивительно».
И вот он с легкостью попал в храм Хатиудзи, будучи аптекарем.

Храм носил имя Седзюбо. Настоятелю Тошизо понравился, и он сказал: «Чувствуй себя как дома, можешь пока остановиться в сарае и продавать свои лекарства в городе». Тошизо не видел девушку, но осторожно осмотрел храм и храмовый сад еще днем. Покои "принцессы" были в одной из множества маленьких комнат внутри храма.

На следующий день он увидел её впервые. Она сидела у озера в саду, кормила рыбок и нежилась на солнце. Там девушка и заметила проходящего мимо Тошизо и повернула к нему свое лицо.
Она подозрительно нахмурилась.
Это было слишком легко предугадать.

По одной только голубой повязке на голове и шелковом косодэ в полоску, перевязанным крикливым оби, можно было понять, что он — старший сын какого-нибудь деревенского старосты, видно из той гордости с которой он себя преподносит. А вот ящик с лекарствами, прицепленный к его хакама, делал его всего-навсего жалким торговцем. Однако то, что этот молодой человек нес на плечах снаряжение для занятий кендо, опровергало и первую и вторую догадку.
Она никогда не видела таких "случайно пришедших" сюда парней. Более того, появление этого мужчины с холодными глазами, привлекло ее внимание.
«Кто бы это мог быть?» - она пристально глядела на него.
По мнению Тошизо, девушка особой красотой не отличалась, но ее маленькая фигурка и аура покорности как раз соответствовали его вкусам.
Однако он даже не поклонился. Неважно, как сильно его тянуло к женщинам более высокого положения, он был не из тех мужчин, что могут склонить голову перед женщиной, чтобы продемонстрировать свою вежливость.
Тошизо просто сделал три шага вперед и сказал лишь одно слово: «Наконец-то».
«Наконец-то что?», - она бросила на него вопросительный взгляд, но Тошизо уже отвернулся и направился к воротам храма.
Той ночью, примерно в полночь, Тошизо нахальнейше помочился на занавеси покоев девушки и бесшумно откинул их. Если молодой человек из Бусю-Тама собирался провести ночь с женщиной, он всегда входил именно так.
В комнате спали две женщины. Второй была няня девушки, и Тошизо зашел так далеко, что склонился к самой ее подушке, чтобы удостовериться, что она была не в сознании.
После того, он вдохнул дыхание спящей девушки. Оно было спокойным и мягким — она крепко спала. Тошизо сдвинулся на край ее футона и медленно приподнял одеяло, обнажая нижнюю часть ее тела. Он крепко прихватил ее за большие пальцы ног. Удерживать обе ее ноги в воздухе при помощи одних только пальцев ее ног, было довольно трудной задачей, однако Тошизо знал, что только так можно все провернуть, чтобы при этом ее не разбудить.
Наконец, он невинно раздвинул ей ноги. Девушка спала, как убитая. Когда она, наконец-то, проснулась, было уже слишком поздно.
Правда, Тошизо был удивлен, что она вообще не шумела. Не смотря на то, что ее тело напряглось, ничто не говорило о том, что она душит крик, или вообще хочет подать голос.
-Наконец-то.
Неужели она поняла значения сказанного Тошизо? Или же, могла ли она тайно дожидаться такого вот привлекательного паломника, вроде него, чтобы он проник в ее покои? В той области ночные изнасилования были нередкими.
По сути, в отчаяние впала не она, а Тошизо, увидевший удивительное спокойствие в глазах девушки: «И это вы называете принцессой?»

На следующий день, когда он прятался на поле шелковицы позади храма, Тошизо следил, как она собирает тутовые ягоды, и только сильнее расстроился.

«Это неправильно»,- думал он. Она была абсолютно не такой девушкой, какую он себе представлял. Если бы он хотел простую девушку, носившую крестьянскую одежду и собирающую тутовые ягоды,- он мог бы найти десяток таких в своей родной деревне. Идти сюда, в Хатиудзи, не имело смысла. Тем же вечером он ушел домой, даже не завернув в Сендзюбо перед тем, как покинуть это место.

Несмотря на необычность, этот эпизод из его биографии показывал, как сильно Тошизо вожделел женщин более высокого положения в обществе.

Высокое положение было вообще относительным понятием в области Бусю-Тама, которая была, по сути, вне юрисдикции бакуфу, - там не было ничего кроме храмов, ни единого самурайского дома. Иными словами, нельзя было рассчитывать ни на что, кроме крестьянских девушек, от которых несло конским навозом. Не имея альтернативы, Тошизо похитил сердце девы-жрицы из храма Рокуся Мьёдзин в Фучу и время от времени проникал в дом, где она спала.

Учитывая, что девушка, Кодзакура, скорее всего участвовала в приготовлениях к церемониальному танцу мико, назначенному на ту ночь, он не ожидал, что встретит ее. Не смотря на это, Тошизо все-таки решил пробраться в дом, как только ритуалы завершатся на закате.

Оказавшись на месте, он стал искать женщину. Если бы появилась хоть одна стоящего вида, Тошизо по традиции бы потушил фонари и переспал с ней в темноте.

Только вот ни одной подходящей девушки так и не появилось.
«Хочу дочь самурая из Эдо», - думал Тошизо, бродя под фонарями в лесу подле храма: «Ну и где они, черт их дери?»
Два часа спустя, он все еще находился в поиске. Но, конечно, для женщины, служащей при дворе сёгуна в Эдо, не было причины приехать на такой беспорядочный фестиваль.

Точнее, посетители храма делали его в это время беспорядочным, ведь по правде говоря, Святилище Рокуся Мьёдзин, ныне Оокунитама, издавна было центральным храмом Бусю. И поскольку планка фестивалей, проводимых в нем, была достаточно высока — священнослужители, которые собирались стать жрецами синто в Эдо, часто приезжали сюда. Вот какого высокого статуса было святилище.

«Кажется, мне не везет», - решил Тошизо, намереваясь уйти. Каждый раз, когда он собирался выйти на поиски, ему вслед летел шепоток от высматривающих клиента крестьянок-дзёру, и мужчина даже не утруждал себя тем, чтобы обернуться и взглянуть им в лицо.

Когда он тащился обратно, через священный лес, Тошизо услышал громкий крик. Решив, что это просто окрики, сопровождавшие перенос микоси и стук полночных барабанов-тайко, парень просто продолжил идти. Но вдруг все фонари одномоментно погасли, и молодой человек оказался в темноте.
Чистейшей темноте.
Не было видно ничего, кроме звезд на небе, - толпа из 10 000 человек затаила дыхание в ожидани того, как мужское божество святилища достигнет святилища женского божества. В это же время предполагался и половой акт между мужчиной и женщиной. Все участники верили, что это священное действо принесет им процветание.

Поэтому, мужчины и женщины притаились в тени, не издавая и звука. Они опасались кары небесной. Было парочка девственниц, которые просто замерли, пока их насиловали, некоторые жены просто бросились в паническое бегство. Однако независимо от того, что это была за женщина, любая знала: нужно молчать не смотря ни на что.
К счастью для Тошизо, когда фонари потухли, случилось так, что рядом с ним стояла девушка.
Отчего-то она даже не подошла к нему.
Они стояли посреди леса, вдалеке от основной тропы, где толпилось большинство собравшихся. Поскольку вначале было темно, он даже сразу не заметил ее тени, когда шел, и глубоко сомневался, заметила ли его она. Когда Тошизо сделал движение, чтобы обнять ее, то удивился, какой потрясающе мягкой была ткань ее кимоно.
«Кто же это?»
Он ощупал ее одежду, заметив четыре слоя, - что было в таком месте неуместным, даже для дочери деревенского старосты. Более того, в рукаве у нее было саше, - потому что Тошизо почувствовал аромат, какого никогда не ощущал за всю свою жизнь до этого момента.
«Да кто ты, черт возьми, такая?», - наконец, шепотом спросил он, нарушая правило.
Но женщина, искренне веря в свою священную роль, покачала головой, храня молчание.
«Пожалуйста, ответь мне»
«Нет», - у нее был запоминающийся голос. Более того, она говорила без сильного акцента Бусю, а с каким-то более мягким произношением.
«Не возражаешь?»
«Нет»
Тошизо опрокинул ее на траву и вцепился в нее, поспешно, как будто он вообще в первый раз собирался познать женщину. Пока мужчина продолжал сжимать ее в своих объятиях, ему самому было неизвестно то, что он бросается в объятия своей судьбы.
«Не понимаю»
Она не была девственницей — и все-таки, именно так она и была одета. В процессе, он быстро стащил ее расшитый кошелек с ее кинжалом с ее оби. Рассмотрев эти предметы, он позже поймет, каково положение этой женщины.
Она не заметила. Когда они закончили, женщина привела себя в порядок и растворилась в ночи. Церемония завершилась и занялся рассвет, расстилаясь над святилищем, а Тошизо решил проскользнуть в комнату Кодзакуры.
«Вот»,- сказал он, демонстрируя ей кинжал.
У лезвия была потрясающая текстура, гладкая, как водоросли, возле рукояти красовалась гравировка с именем мастера Норишиге. Это был именно тот прославленный Норишиге из Эттю, а значит и вещь была настоящим сокровищем.
Но Кодзакура даже не взглянула на кинжал, вместо того держа в руках кошелек, чтобы рассмотреть его на свету.
«Ты был с ней?», - спросила она удивленно. «Наверняка, раз ты достал это»
«Да, и я все еще чувствую на себе ее аромат»
«Тебе знаком этот мон?», - Кодзакура указала на хризантему с пятью листьями, вышитую золотом по ярко-красной ткани.
«Нет.»
«Это неофициальный мон семьи верховного жреца Саватари из Эттю. На этот раз тебе действительно пришел конец....Я помню, что видела уже этот кошелек. Он принадлежит старшей сестре господина Саватари Садо-но-Ками, госпоже О-Саэ.»
«Даже так?»
Тошизо отобрал у нее кошелек, уставившись на мон с хризантемой, будто пожирая его глазами.

запись создана: 27.12.2012 в 17:30

@темы: мое бездарное, Moeyo_Ken

---

 Perfect Baka, для тебя XD

@темы: мое бездарное

---

пока листал, не выдержал и перевел отрывок. очень


Два дня спустя, в двадцать третий день второго месяца первого года Кейо (1864), Яманами Кейске спокойно совершил сэппуку, как ему было приказано — в комнате в особняке Маэкавы. Кайсяку был Окита Соджи.
У Яманами была женщина, и Нагакура Шинпачи отправился в заведение под названием Акесато в Шимабаре, чтобы известить ее. За день до того она стояла у дома на дороге Будзё.
«Яманами-сан...», - женщина заплакала, протягивая руки к решетчатому окну комнаты, где сидел арестованный Яманами. Он поймал ее пальцы своими, когда они просунулись в прорези решетки.
Они стояли так довольно долго. Находившийся в тени ворот Окита случайно стал тому свидетелем — но лица женщины он не видел. Все, что ему запомнилось были матово-черные гэта из Хиёри и ее белые таби.
Окита быстро спрятался за воротами.
«Какие маленькие ножки»
Это было единственной оставшейся в голове у Окиты мыслью, в то время, как он отсекал голову Яманами Кейске.

@темы: bakumatsu, мое бездарное, Moeyo_Ken

---

посмотрел фильм. вчера один, сегодня с отцом
отец, как и ожидалось, пофапал на Тоба-Фушими и на Сайто
я местами октровенно ржал
зато Сайто отличный, хоть и лапоухий
и прекрасно так виляет задом на ходу х)

@темы: rurouni kenshin

---

Насильственная связь,
Изнасилование как первый акт романтики в хэйанской Японии

автор - Энтони Дж. Браянт

не отчитано, простите, но НЕ ДО ЭТОГО сейчас


В то время, как читающие Японскую литературу периодов Хэйан и Камакура люди зачастую испытывают затруднение в определении того, имела ли место физическая близость между персонажами, существуют точные текстуальные индикаторы, использованные автором, чтобы показать, что нечто интимное, все-таки, произошло. Писатели могут называть ночи «подобными снам», или описывать героиню как «податливую» или «чувствительную», и использование последних двух слов делает намек на то, что близость могла быть скорее принудительной, чем по обоюдному согласию. Некоторые такие индикаторы часто указывают на некоторые более принуждающие действия со стороны мужчины, которые западному читателю покажутся ничем иным, как изнасилованием. Об этом и пойдет речь в данной работе.


Сексуальные взаимоотношения в придворной литературе эпохи Хэйан и Камакура (и наиболее ярко выраженные в жанре моногатари) могут часто начаться с контакта, сопоставимого разве что с изнасилованием, но устои придворного общества вынуждали женщин признавать это как завоевание и даже воспринимать как прозаичный инцидент, часто даже не требующий последующего отклика, которым могло бы быть письмо, посланное на следующее утро.

«Кинугину-но-фуми», то самое письмо, посылаемое наутро после сексуального контакта с некоторыми романтичными или ностальгическими намеками на горечь расставания. Предполагалось, что женщина должна ответить на такое письмо, полагаясь на собственное остроумие и очарование, дать ответ — желает ли она продолжать роман. Таким образом, редкие отношения завязывались во враждебности, а вот многие из них становились долговременными связями и часто приводили к рождению детей.

Простейшая классификация типов таких насильственных сексуальных контактов трехчастна: 1) связь на одну ночь, вследствие банальной похоти и желания обладать женщиной — любой женщиной — а жертва насилия просто оказывается подвернувшейся мужчине под руку; 2)сексуальная инициация женщины, часто спланированная заранее и задолго до свершения плана; 3)период неразделенной, не принятой, и даже тайной любви, завершающаяся тем, что мужчина насильственно добивается объекта своей страсти.

Эти три категории могут, конечно же, применены и к контакту по обоюдному согласию. В случае непринудительного полового акта, автор добавляет четвертую категорию: 4) когда оба партнера любят друг друга, и их первый контакт является естественным развитием их отношений. В таком случае отсутствие принуждения со стороны мужчины идеально подходит к ситуации. Поскольку это эссе не сосредоточенно на контактах по обоюдному согласию, автор не станет обсуждать четвертую категорию.

Использованные тексты.

В этом эссе автор рассмотрел компилляцию из литературных источников, где присутствовали принудительные сексуальные контакты. А именно: Гендзи-моногатари, Торикэбая-моногатари, Товазугатари и Масу Кагами.

Лучше всего эта тела отражена в Гендзи-моногатари — сокровищнице различных вариантов развития отношений, и с другой стороны — она все-таки несколько остается вне темы этого эссе, так что эпизоды из нее будут использованы больше для примеров.

Гендзи-моногатари, пожалуй, - одно из самых известных произведений японской литературы вцелом. Она была написана Мурасаки Сикибу, скорее всего за те десять лет, что прошли с ее появления при дворе, и около 1001 года, когда она была придворной дамой императрицы Акико, до ее смерти в 1015 году. Это делает госпожу Мурасаки современницей знаменитой и острой на язык (хотя, скорее острой на кисть), Сэй Сёнагон, которая была придворной дамой соперничавшей с императрицей наложницей, императрицей Тейси. Книга по сути своей - эпопея взлета, падения и восстановления величия давшего название моногатари принца Гендзи, «блистательного принца», и его семьи. Изучения романа стали уже отдельной отраслью, что сделало его одной из самых часто анализируемых книг за всю историю мировой литературы. Гендзи-моногатари — бездонные антресоли для поиска новых тем, и им, кажется, даже и не предвидится конца.

В настоящий момент существует два вполне удобоваримых перевода на английский и несколько эпизодических переводов. Самый старый перевод — это работа Артура Вэйли, которая с годами стала признаваться не слишком удачной в научных кругах в связи с недостаточным вниманием к оригиналу текста, перифразам и даже пропуском целых глав и фрагментов текста. Более известный и удачный перевод принадлежит Эдварду Сайденстикеру, который, хотя и включает в себя все 54 главы, гораздо короче перевода Вэйли. Перевод Сайденстикера, к слову, считают «точным» переводом на английский, но в ноябре 2001 был издан еще один перевод, Роялла Тайлера из Университета Канберры, Австралия,- говорят, что он тоже достаточно точный.

Торикэбая-моногатари — это произведение неизвестного автора 11 века, переложение более ранней и, увы, ныне утраченной истории. Книга повествует о сводных брате и сестре, которые меняются своими ролями: у девушки с детства просматриваются мужские черты и манеры, а у юноши — женские. Поскольку их вырастили так, чтобы их истинный пол был не так важен, как их естественное его ощущение, - они меняются местами: мальчика воспитывают, как девочку, и наоборот. В конце-концов, оба достигают успеха в своих «альтернативных» жизнях, но в конце меняются местами и оказываются на своих «естественных местах» в мире.

Есть один перевод на английский за авторством Росетт Ф. Виллиг, с неудачным заглавием «Подмененные». (Название произведение идет от комментария отца главных героев на тему их перемены пола: он жалуется: «Ах, если бы можно было поменять их местами», что на старояпонском и звучит как «торикэбая».) Увы, перевод Виллига не вдохновляет, и многие критики говорят, что в нем больше из японских сносок редактора издания на оригинальном языке, чем «текстуального материала» самой книги, что делает ее, однако, отчасти интересной, пусть Виллиг и ушел от неоднозначности японских местоимений, называя дочь «он», а сына - «она». И это интересный подход.

Товазугатари была переведена на английский Карен Бразелл, и получила название «Признания леди Нидзё». Автор книги, которую знают под различными именами — госпожа Нидзё, дочь Наканоин-но-Масатада, Го-Фукакуса-Ин Нидзё, составила эту автобиографию в 1307-1313 гг. Госпожа Нидзё была наложницей ушедшего на покой императора Го-Фукакуса, о чем говорит последний ее титул. В Товазугатари, она рассказывает о своей службе при дворе и о своих отношениях с многочисленными любовниками — как желанными, так и нет, - и о своей дальнейшей жизни в качестве монахини. Товазугатари в переводе означает что-то вроде «нечто обдуманно рассказанное без утаивания», и является антонимом «тоигатари» - «слова, что срываются с языка». Такое название намекает на то, что автор долго скрывала все это, и наконец, решилась рассказать.
Масу Кагами — это история Императорского двора от правления Го-Тоба (1183-1198, умер в 1239), до Камэяма (1259-1274, умер в 1305). Составлена она была около 1375 года. По примеру нескольких более ранних исторических записей, кагамимоно, - О-Кагами, Има-Кагами, Масу Кагами и Адзума Кагами, автор, престарелая монахиня, рассказывает истории своим слушателям. Превосходный перевод произведения был недавно составлен Джорджем У. Перкинсом и получил название «Ясное Зеркало».

Роман на одну ночь

Одно из событий в Гендзи-моногатари, которое автор рассмотрит детально, является по сути квинтэссенцией понятия «роман на одну ночь», и это сцена принудительного соития. В восьмой главе («Хана но эн»), любвеобильный Блистательный Принц крадется по дворцу после императорского празднества любования цветением вишнями, и он в отчаянии ищет, где бы прилечь и уснуть. В этом эпизоде, он насильно и анонимно спит с молодой женщиной. В Гендзи-моногатари эту женщину принято называть Обородзукиё, по стихотворению, которое она произносит. Не без помощи Гендзи, женщина попадает в беду. Она не только сестра императрицы Кокидэн, самого большого врага Гендзи при дворе, но и нареченная принца Сузаку, сводного брата Гендзи и престолонаследника его отца. После этого акта насилия, Гендзи собирает в свою коллекцию непростительные связи — он спал с женой одного императора и с невестой будущего императора. В преддверии их связи, Гендзи обнаруживает запертую дверь и бормочет «Невозможно!». Как отмечает Дж. Дж. Роули - «Если он не может спать с Фудзицубо, он должен найти ей замену.» Проходя по коридорам, Гендзи, наконец, натыкается на силуэт молодой дамы. Так Роули переводит эту сцену:

«Крайне обрадованный, он схватил ее за рукав. Женщина, которая, кажется, была напугана, сказала: «О, ужас. Кто это?» «К чему печалиться?», - ответил он...Он нежно обнял ее, опустил на пол и затворил дверь. Один только вид ее, объятой страхом, был так соблазнителен и прекрасен. Дрожа, она сказала: «Идите сюда, кто бы вы ни были», но он ответил: «Мне всеми позволено быть кем бы я ни был, так что даже если вы позовете сюда весь свет, к чему это приведет? А теперь, тише». Услышав его голос, она поняла, кто был перед ней, и это несколько ее утешило.»

Этот отрывок, особенно использованная фраза «вид ее, объятой страхом, был так соблазнителен и прекрасен. », уже вызывает некоторые подозрения и приведет в замешательство западного читателя, привыкшего к образу нравственного и выскогодуховного Гендзи. Мы ожидаем от него — если он действительно так обо всех заботится — искренней жалости к ней, воздержания от насилия. И тут следует его грубое замечание о том, что он делает, что хочет, а ей следует молчать, и Гендзи теряет весь свой «блеск» в глазах современного читателя. Но если соотнести это с хэйанской нравственностю, - разве что-то тут не так? Конечно, нет, потому что его поступки — это его поступки, а автор, госпожа Мурасаки, постоянно повторяет, что Гендзи - «не тот мужчина, что способен на дурной поступок».

Отыграться на объекте безответной любви

В обществе, где подглядывание за занавески и ширмы за, вероятно, ничего не подозревающими женщинами, считалось чуть ли не особым искусством, не было сюрпризом и то, что можно было влюбиться в женщину, которую ты даже не знал лично. В общем-то, ее можно было даже никогда не видеть вне закрытых женских покоев, где дамы вели беседы, сокрытые за занавесками. Так, в главах Удзи в Гендзи-моногатари, его сын Каору подглядывает за дочерьми Ённокими (Восьмого принца) и влюбляется в них, что является типичным случаем с такой точки зрения.
В Масу Кагами есть несколько примеров такой «любви издалека», которая вытекает в принудительное сношение. Во время правления императора Камэяма, один из придворных невысокого звания по имени Арифуса, влюбился в принцессу Ринси. Он долгое время был ей увлечен, но разница в положении вынуждала его держать дистанцию. Принцесса была дочерью ушедшего на покой императора, в то время как он был всего-лишь капитаном дворцовой стражи с низким придворным рангом. Наконец, он обнаружил возможность встретиться с ней и поговорить поздним вечером — через занавески, конечно же.

На рассвете принцесса опустила шторы и легла спать, - и обнаружила, что рядом непринужденно улегся какой-то мужчина. Для нее это было нереальным. Глядя на нее, он разразился страстной речью:

«Я долгие годы любил вас. Снова и снова, я убеждал себя, что такого я себе не позволю — что вы слишком далеки от меня по рождению — но я больше не смог себя сдерживать. Я просто хочу немного облегчить свои страдания.» Это был капитан дворцовой стражи — и он не ушел.
Принцесса разразилась слезами, разгневанная и охваченная ужасом. Ее близость и беспомощность довела до того, что он больше не смог контролировать свои чувства, и он подчинил ее своей воле, хотя и жалел ее и сожалел о внезапности своих действий. Она безудержно рыдала, и мысли ее были заняты той проклятой кармой, что довела ее до такого беспомощного положения, этими безграничными страданиями — но она казалась ему только более привлекательной, чем когда бы то ни было.
Прозвонили колокола, и пропели петухи, отрывая спящих от их быстротечных снов, но капитан дворцовой стражи, терзаемый самопричененной тревогой, никак не мог заставить себя покинуть ее...
Принцесса не увидела ничего привлекательного во внешности мужчины, которому так тягостно было с ней попрощаться.


После проведенной вместе ночи, Арифуса продолжал посылать ей письма, хотя «принцесса обнаружила их безвкусными и неприятными». Хотя, кажется, она терпела их, и он продолжал посещать ночь за ночью. Вот вам пример удачного романа, которому началом послужило изнасилование.

Интересно, что в ту первую ночь, когда ее отказ, отчаяние и ярость были особенно глубоки, она была наиболее привлекательна для Арифусы. А теперь сравните это с чувствами Гендзи к Обородзукиё во время его нападения на нее.

Ушедший на покой император Го-Фукакуса (1246-1259, умер в 1304), хорошо известный своим распутством, увлекся принцессой Гайси, своей сводной сестрой и девственной жрицей святилища в Исэ. Однажды ночью 1274 года он решил, что даже если она его сводная сестра, он должен ее взять. Принцесса приехала навестить его в столице. Так их связь освещается в Масу Кагами:

«Его Величество приблизился к принцессе в тусклой дымке на границе сна и реальности. Принцесса была разочарована, но не до того, чтобы впасть в истерику. Невинная и податливая, она была так привлекательна. Наконец, раз за разом пропели петухи,и ушедший на покой император стал ворочаться. Заботясь о репутации принцессы, не смотря на свое нежелание ее покинуть, он исчез в рассветной дымке еще до того, как поднялось солнце.. »

Ушедший на покой император послал ей письмо со стихотворением, но она прикинулась больной и отказалась его принимать. Действия императора Го-Фукакуса не вызвали враждебности с ее стороны, - напротив, Масу Кагами утверждает, что она снова и снова его принимала после того. А в ту ночь, после вечернего празднетства, Го-Фукакуса с чистой совестью отправился спать, ожидая, когда все его гости займутся тем же — зная, что на следующий день принцесса отправится домой.

«Ушедший на покой император, охваченный желанием провести с ней еще одну ночь...прокрался в ее комнату, выжидая и прислушиваясь ко звукам из иных комнат. Она не уступила его уговорам, но казалась нежной и податливой, такая привлекательная в своем спокойствии, даже когда он был полон своих чувств, если даже не пылкости, с которыми он стремился к ней издалека... Ушедший на покой император совершенно не хотел покинуть ее, и принцесса сама уже печалилась о расставании, когда пришел час прощания.»

Текст говорит нам о том, что на то было много разных причин, и не только в том, что Исэ было так далеко от столицы, заключалась причина того, что императору было «неловко» ее посещать, так что Го-Фукакуса больше никогда с ней не виделся, в результате чего «принцесса жила в тоске, не знающей облегчения». Заметим, что эта тоска не была такой уж незнающей облегчения, - известно, что позже у нее все-таки были другие любовники, а от одного из них она родила как минимум одного ребенка и была связана с ним до своей смерти во втором месяце 1284 года.

Это же событие, пусть и мельком, освещается и в Товазугатари госпожи Нидзё, хотя Нидзё, утверждающая, что невольно подслушала все это, дает сюжету другой поворот. Нидзё проводит Го-Фукакуса в покои принцессы и становится соучастницей ожидаемым событиям. «Я была недалеко от занавесок, что скрывали ложе верховной жрицы», - пишет она,- «Было печально, однако, что ее так мало надо было убеждать. »

И что интереснее всего, - все это продолжалось до рассвета: Нидзё отмечает, что Го-Фукакуса, кажется, не ушел от принцессы и на вторую ночь, и что все обитатели дома ушли спать задолго до того, как спать отправился ушедший на покой император, - вероятно, в Масу Кагами события переданы точнее. После первого соития, император, возвращаясь от принцессы бросает Нидзё: «Вишневый цвет так приятен глазу, но слишком просто облетают лепестки.»

Так что, перед нами разные истории? Если Нидзё, свидетельница, говорит правду, мы можем только признать, что автор Масу Кагами подгоняет описание инцидента под вкусы читателя, - беспомощность и податливость, ожидание того, что женщина не станет сопротивляться. Вероятно, по мнению Нидзё, именно так и произошло: если борьба принцессы была не слишком настойчивой, как ей следовало бы быть.

В Торикэбая-моногатари, самая потрясающая сцена такого сексуального завоевания с долгим планированием, - это эпизод, в котором император, долгие годы вожделевший героиню Найси-но-ками, которая исполняет роль, напоминающую роль компаньонки принцесс императорской крови, и не понимающего, что «она» на самом деле — мужчина, поменявшийся местами со своей сестрой, - наконец, делает свой ход. Император долгое время был терпелив, - вообще женщины с титулом найси-но-ками обычно были легкой добычей и доступной игрушкой для императора, - ими можно было пользоваться когда угодно, а это император не тянул к ней свои руки слишком уж долго.

К его сожалению, брат и сестра уже поменялись местами до нормального состояния, так что Тюнагон (тот, что был девушкой, переодетой мужчиной) оказался Найси-но-ками. Император сталкивается с ней и хватает ее, - а она серьезно сопротивляется, и он говорит:

«Дорогая моя, не стоит так. Будь что будет. Если бы и вы чувствовали то же, что и я, ничего дурного с вами, конечно же, не случилось бы...» Нет таких слов, чтобы передать то, как он кричал, говоря это...Она все еще не была настроена сдаться, но и холодность показывать ей не хотелось. С насилием она ничего не могла поделать. Это смущало и причиняло боль. Она решилась только повысить голос, но поступи она так, даже в глазах других это жестокое деяние не выглядело бы неправильным. Даже если бы кто-то услышал, и — заподозрив неладное — вошел в комнату, спокойствие Императора вынудило бы его просто промолчать. Император рассмотрел ее ближе, обнаружив ее еще более прекрасной, чем она казалась издали. Он почувствовал, что даже на час расставшись с ней, испытает невероятную тоску, - теперь ему хотелось быть с ней сильнее, чем когда бы то ни было, пусть даже днем. Но что такое? Что-то было не так, это уже произошло! Его сердце замерло, когда мысли его пришли к тому, что он может умереть от печали быть отверженным...
Конечно, его вид и страсть не могли не отметить того, что что-то странное ощутил он от случившегося, пусть и не подозревал ее. Однако, очевидно было и то, что она ничего не могла с этим поделать. Она была опозорена, и тут же возрыдала.»

Проще говоря, император понял, что она не девственница. А произошло это в связи с более ранним инцидентом с другим придворным, Сайсё, который был ее ближайшим другом, когда она называлась Тюнагон и одевалась в мужчину. Во время дружеской попытки померяться силой, Сайсё, обнаруживший, что его лучший друг за последние годы оказался женщиной, делает то, что и следовало бы ожидать — насилует ее.

«Тюнагон замерла. Что мог подумать Сайсё? У него появилось чувство, что отступиться он не сможет: «Дорогая!», - сказал он, внезапно грубо хватая ее.»
«Что это? Вы обезумели?»,- вскричала Тюнагон, но Сайсё ее уже не слышал. Тюнагон, на вид так здоровый молодой человек, вела себя сдержанно, но когда Сайсё схватил ее, - ничего уже было не поделать. Сердце предало ее, и она возрыдала: «Что это?»
Мыли Сайсё, однако, совместили в себе различные яркие переживания, но было и то, что пришлось в самое время. Теперь он все увидел, - и Тюнагон было больше нечего скрывать. Думая так, Сайсё задался вопросом — разве когда-то так было взволнованно его сердце? Трепет сердца встревожил его. Видя, что он не может понять, Тюнагон поинтересовалась, что же думает Сайсё. Его терзала боль. А все потому, что он вынужден был продолжать жить в мире, где ему одному была открыта эта неприятная правда. Слезы хлынули у него из глаз — а это было непревзойденно прекрасно и побуждающее к такой же эмоциональности. Сайсё тоже возрыдал: «Теперь я не могу и на полчаса вас оставить! Что мне делать?» И когда занялся рассвет, не было даже знака того, что он готов ее покинуть...Время, однако, заявило о своей силе, и Сайсё пришлось уйти. Тюнагон была оставлена с ощущением того, что все это было лишь сном.»

Когда Сайсе, наконец, уходит, Тюнагон, оставленная в одиночестве с возможностью обдумать все, что с ней произошло, признается, что все воспринимается как сон. Тюнагон, завтракаясо своим отцом, Левым министром, удивлена тем, что ей приносят «письмо наутро» от Сайсё, который, не смотря на странные обстоятельства, только и может, что последовать куртуазной хэйанской традиции.

У них начинается крайне странный роман, - и к тому моменту, как Тюнагон обнаруживает, что она беременна, она сбегает в отдаленное место, где «он» может родить ребенка в тайне — так что только Сайсё и знает ее тайну. И тогда Тюнагон понимает, что «он» должна поменяться местами с Найси-но-ками, так что ребенка она бросает, и меняется местом с братом, так что Сайсё даже и не понимает, что произошло. И примерно в этот момент император насилует Найси-но-ками, бывшую Тюнагон, - так что это уже второе изнасилование на ее долю.
Сексуальная инициация

Одна из самых известных сцен сексуальной инициации в японской литературе представлена в Гендзи-моногатари, в эпизоде после смерти жены Гендзи, госпожи Аои, когда он входит в покои своей юной воспитанницы, Мурасаки, и после поспешных свадебных ритуалов, о которых Мурасаки ничего не знает, он насилует ее, лишает девственности, -и, - в крайне прямом смысле — невинности. Мурасаки вообще не понимает, что должно произойти,- потому что она, фактически, юкари (духовная замена) другой женщины из прошлого Гендзи. Это делает сцену еще более поразительной и запоминающейся. Их отношения полностью изменяются, и хотя Мурасаки остается с Гендзи до самой своей смерти, он явно теряет часть ее доверия, - и оно никогда не восстановится.

В Товазугатари, есть намек на то, что первый раз у автора был тоже насильственным и неожиданным актом. В этом жанре, это никальная ситуация. Нигде больше нет возможности ознакомиться с тем, что чувствовала женщина, подвергнутая сексуальному насилию. Еще двенадцати-тринадцатилетняя девочка, госпожа Нидзё, оказывается жертвой насилия, которое по сути подстроила ее семья: что и вовсе может повергнуть в шок западного читателя, не знакомого с нравами хэйанского общества.

«Я внезапно проснулась, обнаружив, что свет стал тусклым, занавески опущены, а у сёдзи, рядом со мной, преспокойно и беспробудно спал мужчина.
«Это еще что?!», - вскричала я. Как только я попыталась встать и уйти — его величество проснулся. Не поднимаясь, он начал объяснять, как сильно он меня любил, еще с тех пор, как увидел меня ребенком, как он ждал, когда же я войду в нужный возраст, и так много других вещей он говорил, которых я даже запомнить не успела. Я даже не слушала, я только безутешно рыдала, пока его рукава не промокли насквозь от моих слез, пока он пытался меня утешить. Он не принуждал меня силой, но сказал: «Вы были равнодушны ко мне так долго, что я думал, такой случай, вероятно...Как можете вы продолжать быть столь холодной, когда я все вам уже рассказал?»
Ночь пролетела, а я и слова ему не ответила...Он пытался и бранить, и утешать меня, но я отказывалась отвечать. «Ах, ну что поделать?»,- сказал он, наконец, после чего поднялся, оделся и приказал прислать свою повозку.»

Семья Нидзё и ее слуги думали, что эта первая ночь будет успешной, а она, напуганная, отказалась подниматься,- и они ошибочно приняли этот дискомфорт за свидетельство ее первой ночи с мужчиной. Когда же они узнали правду, то все объяснили ей, - что ей ни при каких условиях нельзя отказать, когда Го-Фукакуса вернется.

«Мне доложили, что его величество прибыл. У меня было время поразмышлять о том, что могло произойти при этой встрече — он просто отворил дверь и вошел в мою комнату с такой легкостью. «Понимаю, вы больны. Что произошло?»,- поинтересовался он. Не испытывая ни малейшего желания ответить, я просто замерла там, где лежала. Он лег рядом со мной и стал рассказывать, как тяжело у него на сердце, но я была так ошеломлена, что не могла даже обеспокоиться о том, что бы последовало дальше. .. Сегодня ночью, когда Го-Фукакуса не мог и слова дождаться от меня, он так дурно со мной обошелся, что вся моя одежда была изорвана. К тому моменту, как мне уже нечего было терять, я ненавидела само свое существование. Я столкнулась с ужасом»

Не смотря на ее чувства, в то время как ушедший на покой император одевается и собирается уйти, Нидзё отмечает, что внезапно она почувствовала, что он стал для нее привлекательнее, чем был до того. И вот, ее забирают во дворец, и она становится его наложницей. Но не один Го-Фукакуса жаждет ее, однако, так что она периодически «одалживает себя» друзьям и родственникам. В одном из эпизодов, она, например четко дает отрицательный ответ на то, что в нынешнем понимании называется «сообразим на троих», - на предложение императора Камэяма заняться любовью с ним и Го-Фукакуса, его братом. Иногда Нидзё сама желает связи — но чаще ее принуждают к ней.

Разочарование наутро

Неприличие со стороны мужчины, так разочарованного, что он даже не исполняет ожидаемый от него долг осторожно покинуть даму с утра оказывается хорошо освещенной темой. Проблема того, что мужчина быстро и приличным образом не может покинуть даму, была просто выражением дурного тона. Слишком долго, или слишком поспешно, - и то и другое казалось дурным поведением со стороны мужчины. (Сэй Сёнагон, относит то, и другое к своему списку «Того, что неприятно»)

Это неприязнь со стороны женщины, касающаяся непринудительных встреч, так что нельзя назвать ее вызванной половым актом без согласия. И тем не менее, она тоже является его следствием.

В то время, как мужчины так чувствительны, что могут всплакнуть да залить слезами веер, - это норма, и даже достойное уважения поведение в хэйанской литературе, кажется, что только сильно влюбленные мужчины могут так выразить свои чувства или радости от сложнейшего достижения желаемого. А вот женщины могут друг друга ненавидеть за то, что одна из них продолжает получать знаки чьего-то внимания. Кажется парадоксом, то, что такое отношение могло быть вызвано и положением женщины в хэйанском обществе.

В этом обществе женщины, - иногда даже жены, - живут в доме своих родителей, а их любовники посещают их тайно. Чтобы продолжать сохранять видимость того, что ничего не было — им приходится уходить до рассвета. Если же он не успевает — то иллюзия дрогнет, и репутация женщины может быть запятнана, в то время как о мужчине станут говорить, что он слабоволен и не может действовать согласно социальным нормам.

Горячая привязанность капитана дворцовой стражи к принцессе Найси — один из примеров тому: хотя она считает его личные послания неприятными, - во многом из-за пропасти в общественном положении,- и его нежелание покинуть ее в первую ночь у нее восхищения не вызывает, она поддерживает связь, которую начали насильно, и даже родила от него ребенка в тайном доме, куда он перевез ее для прикрытия этого происшествия.

Откуда чувство вины?

Во время акта завоевания, даже если предполагаемый партнер отбивается, вероятно даже молит о пощаде в слезах, многие мужчины, - если верить писателям, - сражены чувством вины. Но этого недостаточно, чтобы остановиться, потому что им интересно ощутить это чувство сильнее. Проблема, конечно же в том, что большинство авторов — женщины, и они понятия не имели о том, что в действительности чувствовали мужчины. А если и есть сноски на чувство вины в книгах, написанных мужчинами, - то только в поддержание литературной традиции, - или же у них и правда были такие чувства? Ответить невозможно.

Что и поднимает вопрос: они правда правильно поступали, раз испытывали чувство вины? Если они поступали так, как и следовало — это просто было частью игры в поддавки — так откуда же вина?

Могла ли дама отказать?

Леди Нидзё во время ее дефлорация не без помощи ушедшего на покой императора Го-Фукакуса, была, фактически, способна отложить это событие, использовав свое испуганное и уязвленное состояние, но на вторую ночь у нее уже не было выбора — так захотел император. Надо ли было ей вообще отказать в первую же ночь? Такого бы от нее не ожидали. Все придворные дамы, кажется, были в состоянии соперничества, - если бы только такое событие не было устроенно намеренно. «Нет — значит нет», - абсолютно не хэйанское понятие. Привлекательность дамы в беде заметно и в связи капитана дворцовой стражи с принцессой Найси из Масу Кагами. Как только она начинает сопротивляться и больше кричать и плакать — он только сильнее заинтересован ей и больше ее вожделеет. А император Го-Фукакуса, как говорят, был разочарован несколькими женщинами, когда они слишком быстро согласились переспать — так что для мужчины интереснее было завоевать жертву.

Должно быть понятно, что и отказ мог не помочь. В таких условиях можно было бы задаться вопросом: как много женщин, были принуждены к половому акту, вообще едва зная своих партнеров,- или же они все просто играли по таким правилам? Вы можете спросить, тогда, и иначе: кто из них искренне сопротивлялся, как Найси-но-ками и Нидзё? Эти женщины, зная, что их домогаются императоры, - не имели выбора, не смотря на их чувства. А как на счет Обородзукиё? Ну что ж, Гендзи воспользовался тем, что ему позволили сделать.

Конечно же, женщины, которыми овладели мужчины низшего ранга, отвечали как могли: а именно, старались не дать шанса завязать отношения, не отвечая на письма или просто в ответах на стихи отвечая с выражением своего нежелания продолжать. Если же любвеобильный придворный решил преследовать ее до согласия — что же тогда? Очевидно, ничто или очень малое — даже разница в статусе не давала женщине шанса уйти от преследования.


Следует отметить, что такое явление было не сугубо японским явлением. В западных романах есть такие же примеры героев, настойчиво преследующих женщин, не желающих контакта, или же старающихся его избежать. Ретт Батлер дает Скарлет О`Хара пощечину, прежде чем поднять ее и оттащить, - явно без согласия, - наверх, в постель. Джеймс Бонд побивает Пусси Галор в поединке и драка перерастает в нечто иное. Мужественный герой, который преодолевает протест женщины, или же ее незаинтересованность, привлекает ее внимание, - и она покорно снисходит в его объятия. Так насколько же это отличается от хэйанского принуждения или изнасилования в качестве сексуальной игры? Разве мы по-другому это воспринимаем? Разве понимание женщиной мужественности героя умаляет насилие его действий?

Принимая это во внимание, японская литература и, как минимум, действия ее героев, уже не покажется уродливостью культурных норм и чем-то отталкивающим, - так как мы можем ее судить?

@темы: мое бездарное, heian

---

и еще фапдроч

@темы: rurouni kenshin

---

Его зовут Шимоцуки Юкари и кажется, я зафапалсся сверх меры

@темы: hakuouki

---

Хикагами есть, а ни одного годного Хиджикаты или Ёшиды(

+много

@темы: peacemaker

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

утешиться умильностями

+Юки, Дота и Тупогава

@темы: sengoku basara

---

спасибо огромнейшее  lannlinn за утащенную у нее внаглую ссылку
сбылась мечта меня идиота - всегда мечтал переводить Шибу Рётаро, хоть бы и с английского
итак, - вот два куска, пытался и старался
вопрос к вам - стоит ли браться? если дерьмо и бездарно, не обижусь, все-таки я еще без диплома

Кусок раз

До десяти вечера еще было предостаточно времени, так что Тошизо и Окита успели набить желудки и повалиться ненадолго отдохнуть. Только он начал засыпать, как служанка средних лет, чье лицо было знакомо Тошизо, вошла в комнату.
-«Как насчет этого?», - спросила она. Она предлагала переспать.
-«Нет, спасибо.»
- «Недостаточно хороша для тебя, мм?»
-«Меня не заводит пудра.»
-«Какой странный парень. Ну хорошо, я смою пудру с лица и буду дожидаться тебя в моей комнате. Кстати, я не прошу тебя быть моим клиентом. Видеть, как такой славный мужчина спит один, для меня просто невыносимо, так что я хочу сделать тебе одолжение»
-«Я ценю это. Увы, сегодня ночью я ухожу на дорогу Косю.»
-«Ками праведные, так ты тоже уходишь? Какое совпадение. То же сказала кампания самураев, там, внизу.»
- «Самураи — это самураи, а я — это я.»
-«Ну знаешь ли,», - женщина подкралась ближе: «Думаю, что-то с этими ребятами не так. Думаю вот, не решили ли они напасть на додзё Хирума?»
- «Э?»,- Тошизо сразу же скрыл свое удивление, медленно поднялся и сел. Кто-то проболтался. «Где это ты услышала?»
«Всего-то мое предчувствие», - хихикнула женщина.
Тошизо отвернулся: один только вид белой пудры, сбивающейся в комки в морщинах на ее шее был невыносим. Да, она была служанкой, но ей уже было хорошо за пятьдесят.
«А еще мое предчувствие привело меня к тебе, мой дорогой..», - гордо добавила женщина.
Не смотря на то, что Тошизо был таким бабником, временами один только взгляд на женщину вызывал у него отвратительное ощущение в животе. И не только там, кстати, довольно часто еще и значительно глубже, в самом нутре, Тошизо питал ненависть ко всем женщинам. Причиной того, что он никогда не печалился из-за какой-то из них было, скорее всего то, что он попросту их боялся и всегда был слишком занят поиском возможности совершить побег.

Кусок два

«Тоши, пойди-ка сделай чаю», - в спешке приказал Кондо: «А я принесу выпивку и угощение для Шичири, так что позаботься о Кацуре. И не забудь приготовить для него паланкин, чтобы он добрался домой.»
«Мм», - незаинтересованно промычал Тошизо, направляясь к главному входу в додзё.
«Кацура-сенсей», - окликнул он- «Мы приготовили для вас отдельную комнату. Не желаете ли немного там передохнуть?»
«Нет, я спешу»,- Кацура даже не потрудился обернуться. В наши дни отношения Кацуры к Тошизо можно было бы сравнить с отношением главврача головного госпиталя префектуры к ассистенту частного доктора в мелком городке.
«Но, Кацура-сенсей», - Тошизо подошел ближе и дернул мужчину за рукав.
Как только Кацура обернулся, он вздрогнул: перед ним были глаза Тошизо, горящие ненавистью. Это воистину озадачило его: «Почему этот человек так на меня смотрит?»
«Ну, если вы настаиваете», - ответил Кацура, покорно следуя за Тошизо в комнату Шуусая.
Как только Тошизо сел перед Кацурой, он даже не поленился еще раз куртуазно выгнуться перед ним в поклоне: «Я помощник главного инструктора этого додзё, Хиджиката Тошизо. Для меня большая честь с вами познакомиться»
«Взаимно», - Кацура лишь сдержанно кивнул.
«Кацура-сенсей», - Тошизо говорил почтительно до колик. А ведь они были ровесниками: «Для меня настоящее благословение — иметь возможность наблюдать ваши потрясающие навыки, что вы продемонстрировали в том поединке. Воистину, нет ни одного мужчины, столь одаренного во владении шинаем, ни в Коген-Итто-рю, ни в Теннен-Ришин-рю»
«О, я так не думаю»
«Благодаря вам, честь нашего додзё была оправдана. С вашего позволения, я бы хотел кое-что у вас спросить о ваших навыках в качестве рекомендации. Это ваше изысканное мастерство, сенсей...оно так же изумительно, когда вы используете вместо шиная настоящий меч?»
«Не знаю», - уже как обычно, Кацура бросил на Тошизо недружелюбный взгляд глаза-в-глаза.
«Если бы это был Теннен-Ришин-рю, Коген-Итто-рю, или даже Манива-Нен-рю, мечники из Дзёсю и Бусю всегда тренировались к поединкам на настоящих мечах. Поэтому они так часто терпят поражения стилям из Эдо на состязаниях между разными додзё»
«Да что вы?»- Кажется, Кацуре не было дела до этого факта.
«Ну,»- Тошизо колко взглянул на мужчину,- «Что скажете вы?»
«О чем?»
«Если бы это был не шинай, а настоящий меч, смогли бы вы побить Шичири Кенноске так легко?»
«Не могу сказать,» - ответил Кацура. Он был настроен на то, чтобы не продолжать этот разговор. Когда бы Кацура ни отправился дать урок в захудалом деревенском додзё, ему всегда попадался хотя бы один такой парень вроде Тошизо, который бы пытался вытребовать у него, был ли у него опыт в настоящих сражениях. К этому он был привычен.
«Но, Кацура-сенсей, -если перед вами внезапно нарисуется головорез и кинется на вас, что вы будете делать?»
«Что я буду делать?», - и вот Кацура первый раз улыбнулся: «Я убегу».
«...»
Кацура Когоро был слеплен из совершенно другого теста, нежели Хиджиката Тошизо.


UPD спасибо всем, кто проголосовал, все-таки возьмусь) буду рад бете

Вопрос: да или нет?

1. да		8	(100%)
2. нет		0	(0%)
Всего:		8

@темы: для себя, мое бездарное

---

с рождеством~

@темы: sengoku basara