Kyodai, your kansai is protruding
Интертекстуальность и новаторство в лирике Хиджикаты
Спасибо семпаю за помощь с переводом и материалом. Без него я бы не справился
UPD спасибо -Fushigi-, внес еще поправки :3

читать дальшеНет, я не буду писать простынь о том, что в моем представлении он - эдакое воплощение Принца Гэндзи своей эпохи. Мне бы хотелось, насколько получится, написать пост любви к его стихам, которые по сути своей в чем-то опередили свою эпоху, одновременно сохранив крепкую связь с уже устаревшей, многими не ценимой классикой. Если посмотреть на стихи тех же Ёшиды Шоина или Сасаки Тадасабуро (для верности утверждения - примеры как бы с разных баррикад), в них видится связь скорее с поэтами эпохи Эдо, а то и даже отсылки к китайской поэзии, совсем замшелой, да и к Сэнгоку-дзидай, что уж там. У Ёшиды - еще как-то какие-то традиционные образы с приветом Хэйану прослеживаются, например, в том же стихотворении на смерть друга: "Облетел вишневый цвет, и только его аромат остался в саду", то даже в его поэзии все как-то высокопарно и заверчено на классике - думается, больше даже китайской. У Сасаки - вообще тьма и стерильщина, обезличенные, но очень техничные стихи.
Могу подкрепить примером. В "Шицзине", например, связь между тоской в разлуке с близким человеком точно так же связывается с образом запустения в саду. Что до Сасаки - у него в лирике сыплются целые штамповые фразы, почерпнутые из высокопарной официально-деловой поэзии всяких придворных чиновников. Не удивительно, что его называли хорошим поэтом. Все настолько по ГОСТу, что ни к чему придраться с точки зрения техничности и канона. Но вот литературная ценность (в отличие от исторической) у таких виршей мала.
Почему поэзию Хиджикаты стоит рассматривать как нечто из ряда вон? Хотя бы потому, что в ней больше связи с женской (!) поэзией эпохи Мэйдзи, а вместе с ней - и с Хэйанской (через нее, в общем-то, и будет связь). Его стихи - личные, в них легко читаются образы вполне обыденные, причем наравне с штамповыми метафорическими оборотами из тех же "Ста стихотворений ста поэтов". Глупо говорить, что стихи у него бездарные, просто потому, что никто не копался в них с филологической точки зрения. В этом плане не могу не пнуть переводчиков с японского - наглядные примеры "как надо" и "не надо так". Фушиги, например, четко и с толком перевела их, не добавляя своих додумок и фанонов - за это ей спасибо, можно смотреть на текст и качественный подстрочник, делать выводы и вычленять образы. А полистать растиражированные переводики Чигиринской - и становится тошно. Там и отсебятина, и построение мысли в стиле гугл-транслейтора. Вот так - не надо. Если переводчик ни хрена не знает о литературной составляющей текста, о контексте его написания - вплоть до быта, привычного автору, о его интертекстуальности - будет привет Сайденстикеру с его столами и кроватями в "Гэндзи-моногатари".
Японскую поэзию вообще невозможно переводить, не оглядываясь на более ранние ее образцы. Хэйан и Эдо как тень отца Гамлета висят над ней и по сей день, так уж повелось. Можно сколько угодно тыкать мне в нос томиками стихов Исикавы Такубоку, но я повторюсь - даже в чем-то современном до тошноты будет тянуться цепочка образности былых эпох.
Например, есть в Хэйанской поэзии такой красивый момент, как игра на омонимах. Она есть и в более поздней, но на примере Хэйанской лучше всего видна - особенно ее витиеватость и расширение образного ряда за ее счет. Так вот, эта же самая игра на омонимах есть и у Хиджикаты. Например, в том самом хокку про мотылька.
願うことあるかも知れず火取虫
Negau koto aru kamo shirezu hitorimushi
Тройное звучание этого хокку создает как раз слово "хиторимуси" - 1) "хиторимуси" - однозначное и четкое, коннотация на название единичного вида насекомого, вида ночной бабочки с кратким сроком жизни. умирает она, едва завершит цикл размножения 2) "хитори муси" - уже более метафоричный образ - одинокий мотылек 3) "хи тори муси" - самый развернутый образ из трех - мотылек, летящий на огонь
Итого получаем три варианта одного хокку:
1) Ужели нечего желать тебе, мотылек?
2) Сталось ли так, что одинокому мотыльку нечего желать?
3) Мотылек, летящий на огонь, неужели тебе больше нечего хотеть?
Каждый смысл можно понимать по-своему. С помощью одного какэ-котоба получается так, что в одном сжатом предложении сплетается три, а то и больше смысла. Первый - Неужели созданию, чья жизнь так хрупка, ни к чему стремиться? Второе - Надо ли к чему-то тянуться и стремиться, если само твое бытие - бренно и никчемно? Третье - Неужели тому, кто готов броситься на верную смерть, нечего желать в жизни? Можно добавить и еще одно - Кто знает, что за мечты могут быть у этого самого мотылька?
Все три кажутся если не глубоко личными, то явно связанными с личными мыслями автора. Третье - так особенно, если проанализировать биографию Хиджикаты.
Даже после разбора единичного примера, я могу поумиляться тому, что он на практике применял литературные приемы едва ли не тысячелетней давности. Значит, он читал Хэйанскую классику!
Этим и обусловлено то, что я заявил схожесть стихов Хиджикаты с женской поэзией эпохи Мэйдзи. Женщины те ведь точно так же ориентировались на Комати, Нарихиру и прочих Бессмертных.
Но это - касательно постулата об интертекстуальности. А ведь есть в его поэзии и другая черта. Стихи - основаны на личных ощущениях, эмоциях. И очень тонко и образно их передают.
Например,
春の草五色までは覚えけり
Haru-no kusa goshiki made wa oboekeri
Помнится, касательно этого стихотворения, в сети натыкался на всякие насмешливые отзывы. А ведь те, кто хоть раз видел цветущую природу весной - за городом, даже не в городской черте - могут подтвердить, что у трав не один зеленый оттенок. В моих широтах, например, они разнятся он серого до соломенно-золотистого. И ведь это только c бытовой и приземленной точки зрения. Ведь в Японии есть такое понятие, как "Семь трав весенних". Они не так широко известны, как Семь трав осенних, более распространенных как образ в классической японской поэзии. А все дело в том, что семь весенних растений - съедобны, из них даже готовится особое блюдо, с которым и по сей день принято встречать весну. Можно посмеяться тысячу раз, но в их число входит даже дайкон и турнепс. Но если отмести два корнеплода - получится вполне себе красивый гербарий из разномастных по цвету растений - от бледно-зеленого до белого и желтого. Вот вам и пять трав.
Если взяться за грамматический строй - тут еще более примечательная картина. Дело в том, что просто навскидку, я очень часто наблюдал эту самую форму глагола на "-keri" в женской Хэйанской поэзии.
О цветах весенних трав действительно писали в эпоху Хэйан. В качестве примера можно привести, например, вот это стихотворение Правого министра Ёцуцудзи-но Ёшинари.
芹なずな御形はこべら仏の座 すずなすずしろこれぞ七草
Serinazuna gokiyou wa kobera hodo ke-no za suzuna suzushiro korezo nanakusa
Здесь автор играет не с собирательным образом весенних трав, а с пастушьей сумкой, на образе и омонимическом звучании названия которой и построена эта танка.
Все те же весенние травы как какэ-котоба обнаруживаются и в танке номер 15 из «Ста стихотворений ста поэтов». Автор ее – император Коко.
君がため 春の野に出でて 若菜摘む 我が衣手に 雪は降りつつ
Kimi ga tame haru-no no-ni idete wakana tsumu waga koromode-ni yuki-wa furi tsutsu
В весенних полях
Молодые травы сбираю
Тебе в подношенье.
А на рукава неустанно
Падает, падает снег.
(пер. В. Санович)
Получается, что Хиджиката в своем хокку придает новые краски какэ-котоба старому, как сам мир: метафорическое слово-связку к весеннему сезону он связывает и с личным визуальным восприятием образа семи весенних трав. В этом и видится отступление от литературного канона его эпохи.
Примечание от Фушиги Вот в этом комментарии
Если коснуться личностного в его стихах – нельзя не упомянуть и вот это хокку:
公用に 出て行く道や 春の月
Kōyō-ni deteiku michi-ya haru-no tsuki
На мой взгляд, тут очень красиво передан клочок жизни – сочетание нудной рабочей рутины и попытки найти в нем хоть что-то, на что можно отвлечься. Или же – иначе, неожиданно приятный момент в той же рабочей рутине. Эта весенняя луна, которая встречает его в «пути по службе».
Вот и получается что-то вроде «По службе вышел в путь... а там – весенняя луна».
Получается действительно нечто трогательное: если попробовать представить себе его, выходящего ночью по работе с тяжелым ящиком на плечах. Поднимет взгляд вверх – а там красивая, яркая луна. Что-то тоскливое есть в этом образе, но это уж скорее с европейской точки зрения. Ведь луной нельзя не любоваться в контексте классической японской эстетики.
Кстати, раз уж заходит речь об образе весенней луны – у Хиджикаты он встречается несколько раз на весь цикл хокку. А ведь «весенняя луна» - образ глубоко метафоричный и широко распространенный в поэзии-вака. Получается, что в «Хогёкухокусю» снова проскакивает интертекстуальность и аллюзивная природа. Но следует заметить, что этот образ, например, можно встретить и у тех же Идзуми-сикибу и дочери Тошинари, и у Сайгё, и даже у Ииды Рюты.
В словарях киго дается довольно скупое объяснение значению образа: авторы пишут, что из-за повышения влажности воздуха, весной начинало казаться, что луна – неясная, нечеткая: поэтому ей так нравилось любоваться. Однако такую луну авторы словарей киго отделяют, например, от «обородзукиё». Обородзукиё – луна в тумане, в дымке, весенняя луна – эфемерная.
К теме весенней луны примыкает и еще одно хокку.
春の夜は 難しからぬ 噺かな
Haru-no yoru-wa mutsukashikunaranu hanashi kana
Если дословно – то получается «Весенней ночью без труда рождаются сказки/небылицы». Вспоминая весеннюю луну и связанные с ней образы, нельзя не догадаться, что тут может подразумеваться и аллюзия на «Такэтори-моногатари».
Возвращаясь к теме интертекстуальности, можно отметить и еще одно хокку. В нем есть и сезонные слова, и устойчивые образы, и даже хэйанская фразеологическая единица.
武蔵野や 強う出てくる 花見酒
Musashino-no ya tsuyou detekuru hanamizake
Первое же значение, которое бросается в глаза – «С трудом иду по [полям] Мусасино, опьяненный красотой цветов. » . Отдельный пинок переводчикам – ханамидзакэ – не обязательно пьянка под вишнями, это и метафора на опьянение красотой цветов.
Поля (или равнина) Мусасино – так и вообще образ, распространенный и даже вошедший в японскую фразеологию. Это традиционный образ, связанный с красотой нетронутой деревенской природы. Они тянутся с запада на северо-запад от Токио, и являются частью равнины Канто. Образ полей Мусасино распространен – и в Хэйанской поэзии (см. «Исэ-моногатари»), и в текстах пьес для театра Но, и даже в относительно современной японской литературе (роман Доппо Куникады «Поля Мусасино», 1898).
Кроме того, присутствует здесь и красивая игра на созвучиях «цуё:» - «цую» - ведь вышеупомянутый фразеологизм как раз и звучит в переводе как «исчезнуть, как роса Мусасино».
Если проанализировать текст уже с омонимическим созвучием, получается что-то отдаленно напоминающее «В полях Мусасино выпала роса – сакэ цветов».
Образы наслаиваются, переплетаются, укладываются друг на друга, как хитоэ в наряде хэйанской дамы.
И снова к личному. Есть любопытное хокку:
横に行く 足跡はなし 朝の雪
Yoku-ni iku ashiato-wa nashi asa-no yuki
Тут все читается просто и легко: «Сверни, не порти утренний снег следами».
Какой-то крик души.
И еще одно, снова с образом снега:
大切な 雪は解けけり 松の庭
Taisetsuna yuki-wa tokekeri matsu-no niwa
Игра слов – очень непривычная, оттого и читается как нечто глубоко личное. Снег – и вдруг «драгоценный, ненаглядный». И это при том, что «по ГОСТу» следовало бы любоваться соснами, а не сетовать, что в саду снега – нет, а вот сосны – остались!
Один из двух дзисэй и растиражированные в неудачном переводе хокку (при том, что более удачный имеется, о чем я уже говорил) знают многие. А вот про танки Хиджикаты вспоминают не все. Что в общем-то и не удивительно. Но если покопаться в их образном ряде, получается так и вовсе нечто потрясающее.
Во-первых, композиция. Они не читаются по отдельности, а представляют собой некий четко сцепленный в цепочку рассказ – с аллюзивным зачином и красивыми отсылками к Хэйанским образам и устойчивым выражениям.
Первое стихотворение цикла:
山寺は外ともわかず程遠きふもとに響く入り相の鐘
Yamadera-wa sototomo wakazu hodoutoki fumoto-ni hibiku iriai-no kane
Подстрочник: « В горном храме и не поймешь, далеко или близко ударил колокол, отмечая вечер. »
По мне так откровенная аллюзия на зачин «Хэйкэ-моногатари», который « В отзвуке колоколов, оглашавших пределы Гиона, бренность деяний земных обрела непреложность закона. ». Если верить комментариям к данной танке, написана она была под впечатлением о посещении места, где располагался храм, возведенный в память о гибели Кисо Ёсинаки. Поэтому наверное, и можно говорить о некой связи образов – бренность жизни воина и краткий век земной славы, которые отражаются в гулком колокольном звоне.
Далее в цикле обнаруживается и «прорванная ткань облаков», и четкие аллюзии с отсылками к флейте-аоба, и погода, меняющаяся от снега и бури до света, в котором предстает перед глазами лирического героя павильон Кадзакоси, что в Таканэ. А потом – образ длинного женского волоса, оставшегося на рукаве после проведенной с этой самой женщиной ночи – (если вчитаться в слова, женщину, вероятно, звали Ран). И снова – мелькают снежинки, а потом – вдруг смена темы, от природы и отстраненности – к аллюзии на знаменитый номер два из «Ста стихотворений ста поэтов», за авторством императрицы Дзито.
志ろたえにみ類ひとすじは手都くりのそれとまがふをのの瀧つせ
Shirotae-ni miru hitosuji-wa tedzukuri-no soretomo gau ono-no takitsuse
Подстрочник получается красивый с точки зрения образности: «Сверкнула в глазах [полоса] белой домотканой ткани – а это посреди поля водопад»
Получается вот такой образ: в поле змеилась белая, сияющая полоса, похожая на ткань, а оказалось, что то – обман зрения, не лента тканая, а поток воды.
Поправка от Фушиги Здесь имеется в виду не какая-то отвлеченная река, а водопад Оно. Об этом можно почитать у нее в дневнике в комментариях к подстрочникам тех же самых танка.
Напомню для доказательства, у Дзито-тенно было вот такое стихотворение:
春すぎて 夏来にけらし 白妙の 衣ほすてふ 天の香具山
Haru sugite natsu ki ni kerashi shirotae-no koromo hosu cho Ama no Kaguyama
Весна миновала.
Кажется, лето приспело.
Одежд белотканых
Сохнет холст на склонах твоих,
Небесная гора Кагуяма!
(пер. В. Санович)
Завершается цикл ночным пейзажем. И неувядающие осколки луны качаются на волнах реки.
Очень красиво, кроме того, напоминает хэйанские путевые заметки – одновременно проникнутые чувствами самого автора и отстраненные от них.
Вот так и проявляется в поэзии Хиджикаты традиционный интертекст, удивительным образом переплетенный с новаторством.
Так что - для меня он так и будет воплощением принца Гэндзи. И с асидэ-э на полях писем, и с лирикой, одновременно хэйанской и современной.
Спасибо семпаю за помощь с переводом и материалом. Без него я бы не справился
UPD спасибо -Fushigi-, внес еще поправки :3

читать дальшеНет, я не буду писать простынь о том, что в моем представлении он - эдакое воплощение Принца Гэндзи своей эпохи. Мне бы хотелось, насколько получится, написать пост любви к его стихам, которые по сути своей в чем-то опередили свою эпоху, одновременно сохранив крепкую связь с уже устаревшей, многими не ценимой классикой. Если посмотреть на стихи тех же Ёшиды Шоина или Сасаки Тадасабуро (для верности утверждения - примеры как бы с разных баррикад), в них видится связь скорее с поэтами эпохи Эдо, а то и даже отсылки к китайской поэзии, совсем замшелой, да и к Сэнгоку-дзидай, что уж там. У Ёшиды - еще как-то какие-то традиционные образы с приветом Хэйану прослеживаются, например, в том же стихотворении на смерть друга: "Облетел вишневый цвет, и только его аромат остался в саду", то даже в его поэзии все как-то высокопарно и заверчено на классике - думается, больше даже китайской. У Сасаки - вообще тьма и стерильщина, обезличенные, но очень техничные стихи.
Могу подкрепить примером. В "Шицзине", например, связь между тоской в разлуке с близким человеком точно так же связывается с образом запустения в саду. Что до Сасаки - у него в лирике сыплются целые штамповые фразы, почерпнутые из высокопарной официально-деловой поэзии всяких придворных чиновников. Не удивительно, что его называли хорошим поэтом. Все настолько по ГОСТу, что ни к чему придраться с точки зрения техничности и канона. Но вот литературная ценность (в отличие от исторической) у таких виршей мала.
Почему поэзию Хиджикаты стоит рассматривать как нечто из ряда вон? Хотя бы потому, что в ней больше связи с женской (!) поэзией эпохи Мэйдзи, а вместе с ней - и с Хэйанской (через нее, в общем-то, и будет связь). Его стихи - личные, в них легко читаются образы вполне обыденные, причем наравне с штамповыми метафорическими оборотами из тех же "Ста стихотворений ста поэтов". Глупо говорить, что стихи у него бездарные, просто потому, что никто не копался в них с филологической точки зрения. В этом плане не могу не пнуть переводчиков с японского - наглядные примеры "как надо" и "не надо так". Фушиги, например, четко и с толком перевела их, не добавляя своих додумок и фанонов - за это ей спасибо, можно смотреть на текст и качественный подстрочник, делать выводы и вычленять образы. А полистать растиражированные переводики Чигиринской - и становится тошно. Там и отсебятина, и построение мысли в стиле гугл-транслейтора. Вот так - не надо. Если переводчик ни хрена не знает о литературной составляющей текста, о контексте его написания - вплоть до быта, привычного автору, о его интертекстуальности - будет привет Сайденстикеру с его столами и кроватями в "Гэндзи-моногатари".
Японскую поэзию вообще невозможно переводить, не оглядываясь на более ранние ее образцы. Хэйан и Эдо как тень отца Гамлета висят над ней и по сей день, так уж повелось. Можно сколько угодно тыкать мне в нос томиками стихов Исикавы Такубоку, но я повторюсь - даже в чем-то современном до тошноты будет тянуться цепочка образности былых эпох.
Например, есть в Хэйанской поэзии такой красивый момент, как игра на омонимах. Она есть и в более поздней, но на примере Хэйанской лучше всего видна - особенно ее витиеватость и расширение образного ряда за ее счет. Так вот, эта же самая игра на омонимах есть и у Хиджикаты. Например, в том самом хокку про мотылька.
願うことあるかも知れず火取虫
Negau koto aru kamo shirezu hitorimushi
Тройное звучание этого хокку создает как раз слово "хиторимуси" - 1) "хиторимуси" - однозначное и четкое, коннотация на название единичного вида насекомого, вида ночной бабочки с кратким сроком жизни. умирает она, едва завершит цикл размножения 2) "хитори муси" - уже более метафоричный образ - одинокий мотылек 3) "хи тори муси" - самый развернутый образ из трех - мотылек, летящий на огонь
Итого получаем три варианта одного хокку:
1) Ужели нечего желать тебе, мотылек?
2) Сталось ли так, что одинокому мотыльку нечего желать?
3) Мотылек, летящий на огонь, неужели тебе больше нечего хотеть?
Каждый смысл можно понимать по-своему. С помощью одного какэ-котоба получается так, что в одном сжатом предложении сплетается три, а то и больше смысла. Первый - Неужели созданию, чья жизнь так хрупка, ни к чему стремиться? Второе - Надо ли к чему-то тянуться и стремиться, если само твое бытие - бренно и никчемно? Третье - Неужели тому, кто готов броситься на верную смерть, нечего желать в жизни? Можно добавить и еще одно - Кто знает, что за мечты могут быть у этого самого мотылька?
Все три кажутся если не глубоко личными, то явно связанными с личными мыслями автора. Третье - так особенно, если проанализировать биографию Хиджикаты.
Даже после разбора единичного примера, я могу поумиляться тому, что он на практике применял литературные приемы едва ли не тысячелетней давности. Значит, он читал Хэйанскую классику!
Этим и обусловлено то, что я заявил схожесть стихов Хиджикаты с женской поэзией эпохи Мэйдзи. Женщины те ведь точно так же ориентировались на Комати, Нарихиру и прочих Бессмертных.
Но это - касательно постулата об интертекстуальности. А ведь есть в его поэзии и другая черта. Стихи - основаны на личных ощущениях, эмоциях. И очень тонко и образно их передают.
Например,
春の草五色までは覚えけり
Haru-no kusa goshiki made wa oboekeri
Помнится, касательно этого стихотворения, в сети натыкался на всякие насмешливые отзывы. А ведь те, кто хоть раз видел цветущую природу весной - за городом, даже не в городской черте - могут подтвердить, что у трав не один зеленый оттенок. В моих широтах, например, они разнятся он серого до соломенно-золотистого. И ведь это только c бытовой и приземленной точки зрения. Ведь в Японии есть такое понятие, как "Семь трав весенних". Они не так широко известны, как Семь трав осенних, более распространенных как образ в классической японской поэзии. А все дело в том, что семь весенних растений - съедобны, из них даже готовится особое блюдо, с которым и по сей день принято встречать весну. Можно посмеяться тысячу раз, но в их число входит даже дайкон и турнепс. Но если отмести два корнеплода - получится вполне себе красивый гербарий из разномастных по цвету растений - от бледно-зеленого до белого и желтого. Вот вам и пять трав.
Если взяться за грамматический строй - тут еще более примечательная картина. Дело в том, что просто навскидку, я очень часто наблюдал эту самую форму глагола на "-keri" в женской Хэйанской поэзии.
О цветах весенних трав действительно писали в эпоху Хэйан. В качестве примера можно привести, например, вот это стихотворение Правого министра Ёцуцудзи-но Ёшинари.
芹なずな御形はこべら仏の座 すずなすずしろこれぞ七草
Serinazuna gokiyou wa kobera hodo ke-no za suzuna suzushiro korezo nanakusa
Здесь автор играет не с собирательным образом весенних трав, а с пастушьей сумкой, на образе и омонимическом звучании названия которой и построена эта танка.
Все те же весенние травы как какэ-котоба обнаруживаются и в танке номер 15 из «Ста стихотворений ста поэтов». Автор ее – император Коко.
君がため 春の野に出でて 若菜摘む 我が衣手に 雪は降りつつ
Kimi ga tame haru-no no-ni idete wakana tsumu waga koromode-ni yuki-wa furi tsutsu
В весенних полях
Молодые травы сбираю
Тебе в подношенье.
А на рукава неустанно
Падает, падает снег.
(пер. В. Санович)
Получается, что Хиджиката в своем хокку придает новые краски какэ-котоба старому, как сам мир: метафорическое слово-связку к весеннему сезону он связывает и с личным визуальным восприятием образа семи весенних трав. В этом и видится отступление от литературного канона его эпохи.
Примечание от Фушиги Вот в этом комментарии
Если коснуться личностного в его стихах – нельзя не упомянуть и вот это хокку:
公用に 出て行く道や 春の月
Kōyō-ni deteiku michi-ya haru-no tsuki
На мой взгляд, тут очень красиво передан клочок жизни – сочетание нудной рабочей рутины и попытки найти в нем хоть что-то, на что можно отвлечься. Или же – иначе, неожиданно приятный момент в той же рабочей рутине. Эта весенняя луна, которая встречает его в «пути по службе».
Вот и получается что-то вроде «По службе вышел в путь... а там – весенняя луна».
Получается действительно нечто трогательное: если попробовать представить себе его, выходящего ночью по работе с тяжелым ящиком на плечах. Поднимет взгляд вверх – а там красивая, яркая луна. Что-то тоскливое есть в этом образе, но это уж скорее с европейской точки зрения. Ведь луной нельзя не любоваться в контексте классической японской эстетики.
Кстати, раз уж заходит речь об образе весенней луны – у Хиджикаты он встречается несколько раз на весь цикл хокку. А ведь «весенняя луна» - образ глубоко метафоричный и широко распространенный в поэзии-вака. Получается, что в «Хогёкухокусю» снова проскакивает интертекстуальность и аллюзивная природа. Но следует заметить, что этот образ, например, можно встретить и у тех же Идзуми-сикибу и дочери Тошинари, и у Сайгё, и даже у Ииды Рюты.
В словарях киго дается довольно скупое объяснение значению образа: авторы пишут, что из-за повышения влажности воздуха, весной начинало казаться, что луна – неясная, нечеткая: поэтому ей так нравилось любоваться. Однако такую луну авторы словарей киго отделяют, например, от «обородзукиё». Обородзукиё – луна в тумане, в дымке, весенняя луна – эфемерная.
К теме весенней луны примыкает и еще одно хокку.
春の夜は 難しからぬ 噺かな
Haru-no yoru-wa mutsukashikunaranu hanashi kana
Если дословно – то получается «Весенней ночью без труда рождаются сказки/небылицы». Вспоминая весеннюю луну и связанные с ней образы, нельзя не догадаться, что тут может подразумеваться и аллюзия на «Такэтори-моногатари».
Возвращаясь к теме интертекстуальности, можно отметить и еще одно хокку. В нем есть и сезонные слова, и устойчивые образы, и даже хэйанская фразеологическая единица.
武蔵野や 強う出てくる 花見酒
Musashino-no ya tsuyou detekuru hanamizake
Первое же значение, которое бросается в глаза – «С трудом иду по [полям] Мусасино, опьяненный красотой цветов. » . Отдельный пинок переводчикам – ханамидзакэ – не обязательно пьянка под вишнями, это и метафора на опьянение красотой цветов.
Поля (или равнина) Мусасино – так и вообще образ, распространенный и даже вошедший в японскую фразеологию. Это традиционный образ, связанный с красотой нетронутой деревенской природы. Они тянутся с запада на северо-запад от Токио, и являются частью равнины Канто. Образ полей Мусасино распространен – и в Хэйанской поэзии (см. «Исэ-моногатари»), и в текстах пьес для театра Но, и даже в относительно современной японской литературе (роман Доппо Куникады «Поля Мусасино», 1898).
Кроме того, присутствует здесь и красивая игра на созвучиях «цуё:» - «цую» - ведь вышеупомянутый фразеологизм как раз и звучит в переводе как «исчезнуть, как роса Мусасино».
Если проанализировать текст уже с омонимическим созвучием, получается что-то отдаленно напоминающее «В полях Мусасино выпала роса – сакэ цветов».
Образы наслаиваются, переплетаются, укладываются друг на друга, как хитоэ в наряде хэйанской дамы.
И снова к личному. Есть любопытное хокку:
横に行く 足跡はなし 朝の雪
Yoku-ni iku ashiato-wa nashi asa-no yuki
Тут все читается просто и легко: «Сверни, не порти утренний снег следами».
Какой-то крик души.
И еще одно, снова с образом снега:
大切な 雪は解けけり 松の庭
Taisetsuna yuki-wa tokekeri matsu-no niwa
Игра слов – очень непривычная, оттого и читается как нечто глубоко личное. Снег – и вдруг «драгоценный, ненаглядный». И это при том, что «по ГОСТу» следовало бы любоваться соснами, а не сетовать, что в саду снега – нет, а вот сосны – остались!
Один из двух дзисэй и растиражированные в неудачном переводе хокку (при том, что более удачный имеется, о чем я уже говорил) знают многие. А вот про танки Хиджикаты вспоминают не все. Что в общем-то и не удивительно. Но если покопаться в их образном ряде, получается так и вовсе нечто потрясающее.
Во-первых, композиция. Они не читаются по отдельности, а представляют собой некий четко сцепленный в цепочку рассказ – с аллюзивным зачином и красивыми отсылками к Хэйанским образам и устойчивым выражениям.
Первое стихотворение цикла:
山寺は外ともわかず程遠きふもとに響く入り相の鐘
Yamadera-wa sototomo wakazu hodoutoki fumoto-ni hibiku iriai-no kane
Подстрочник: « В горном храме и не поймешь, далеко или близко ударил колокол, отмечая вечер. »
По мне так откровенная аллюзия на зачин «Хэйкэ-моногатари», который « В отзвуке колоколов, оглашавших пределы Гиона, бренность деяний земных обрела непреложность закона. ». Если верить комментариям к данной танке, написана она была под впечатлением о посещении места, где располагался храм, возведенный в память о гибели Кисо Ёсинаки. Поэтому наверное, и можно говорить о некой связи образов – бренность жизни воина и краткий век земной славы, которые отражаются в гулком колокольном звоне.
Далее в цикле обнаруживается и «прорванная ткань облаков», и четкие аллюзии с отсылками к флейте-аоба, и погода, меняющаяся от снега и бури до света, в котором предстает перед глазами лирического героя павильон Кадзакоси, что в Таканэ. А потом – образ длинного женского волоса, оставшегося на рукаве после проведенной с этой самой женщиной ночи – (если вчитаться в слова, женщину, вероятно, звали Ран). И снова – мелькают снежинки, а потом – вдруг смена темы, от природы и отстраненности – к аллюзии на знаменитый номер два из «Ста стихотворений ста поэтов», за авторством императрицы Дзито.
志ろたえにみ類ひとすじは手都くりのそれとまがふをのの瀧つせ
Shirotae-ni miru hitosuji-wa tedzukuri-no soretomo gau ono-no takitsuse
Подстрочник получается красивый с точки зрения образности: «Сверкнула в глазах [полоса] белой домотканой ткани – а это посреди поля водопад»
Получается вот такой образ: в поле змеилась белая, сияющая полоса, похожая на ткань, а оказалось, что то – обман зрения, не лента тканая, а поток воды.
Поправка от Фушиги Здесь имеется в виду не какая-то отвлеченная река, а водопад Оно. Об этом можно почитать у нее в дневнике в комментариях к подстрочникам тех же самых танка.
Напомню для доказательства, у Дзито-тенно было вот такое стихотворение:
春すぎて 夏来にけらし 白妙の 衣ほすてふ 天の香具山
Haru sugite natsu ki ni kerashi shirotae-no koromo hosu cho Ama no Kaguyama
Весна миновала.
Кажется, лето приспело.
Одежд белотканых
Сохнет холст на склонах твоих,
Небесная гора Кагуяма!
(пер. В. Санович)
Завершается цикл ночным пейзажем. И неувядающие осколки луны качаются на волнах реки.
Очень красиво, кроме того, напоминает хэйанские путевые заметки – одновременно проникнутые чувствами самого автора и отстраненные от них.
Вот так и проявляется в поэзии Хиджикаты традиционный интертекст, удивительным образом переплетенный с новаторством.
Так что - для меня он так и будет воплощением принца Гэндзи. И с асидэ-э на полях писем, и с лирикой, одновременно хэйанской и современной.
@темы: bakumatsu, мое бездарное, heian
О своем о девичьем - был в Такарадзуке спектакль под таким названием, играла в нем, кстати, Асадзи, которая Хидзиката 1997 года розлива.
Очень здорово разобрал по косточкам
моего тут - только рытье в словарях киго и хэйанские примеры, которые примеры, бгг) у меня просто уже паника после того как был срач с американкой, которая напала на мой бложик, куда я себе складываю укиё-э
hakuouki-history.tumblr.com/post/113385558064/h...
такое ощущение, что у тянки забомбило, что у меня 900 с хреном подписчиков насобиралось
а то что я вечно молча читаю, не хорошо, надо отсыпать обнимашек за прекрасное!
Но не знаю когда, еще столько всего надо доделать...У меня-то по большому счету не перевод, а комментированный подстрочник, в отличие от растиражированных стихов ) Но я и не ставила себе целью перевести их красиво на русский, а скорее понять, о чем человек писал и что хотел сказать.Именно потому что "японскую поэзию вообще невозможно переводить, не оглядываясь на более ранние ее образцы". Не только на хэйанские, но и вообще на ВСЕ, хотя бы самые известные. А у меня пока нет времени перелопатить все...
По поводу изложенного не могу не отметить:
читать дальше
Grissel, Iraeniss, не за что :3
-Fushigi-, у Чигиринской, если уж честно, х**ня полная, а не переводы. а у тебя смысл передан - и это главное
все-таки ты же не для печати в массы делала)
Это японская литературная традиция вообще ))
я знаю) просто я искал именно типично-хэйанское
про -keri, просто именно в женских стихах почему-то с большей валентностью употреблялось
Можно какой-нибудь пример?
не лента тканая, а река
спасибо. мы с семпаем не докурили до такого
у семпая и было про водопад, тут я уже криво написал
А можно подробнее про:
芹なずな御形はこべら仏の座 すずなすずしろこれぞ七草
Serinazuna gokiyou wa kobera hodo ke-no za suzuna suzushiro korezo nanakusa
или ссылочку, где про это стихотворение можно прочитать? А то в гугле я ничего внятного не нашла, увы((
-Fushigi-,
Вот как только прочитала этот пост у oni-fukucho, сразу же пошла к вам стихи Хидзикаты перечитывать. Мне очень нравятся ваши переводы с подробным разбором, огромное спасибо за них!
И там у вас про
春の草五色までは覚えけり
Haru-no kusa goshiki made wa oboekeri
был очень классный разбор в плане смыслов что там не только (и не столько) многоцветье трав имеется в виду, а очень даже явная аллюзия на дела любовные)
Только я не поняла, почему вы там так зациклились на цифре пять)) (в смысле мне понятно почему, но непонятно зачем). Т.е. я абсолютный дилетант, не знаю японского и в классической японской поэзии не разбираюсь (только очень по верхам), но вот мне кажется очевидным, что это госики-ицуиро в данном случае надо понимать именно как "многоцветье", а по смыслу это получается "вся цветовая гамма, включая оттенки". Т.е логическая цепочка, кмк, такая - если 五色 (буквально "пять цветов", госики) - это для японцев основная палитра, а в более широком смысле (ицуиро) - каждый цвет, то в русском, ИМХО, тут самый близкий смысловой аналог будет - "все цвета радуги", "весь цветовой спектр", "вся палитра красок", т.е. оно именно "многоцветье", а не конкретно синий, желтый, красный, черный и белый (и, соответственно, вряд ли там имелось в виду, что "лишь пять останутся в сердце" из всех "побегов любви"))
Еще мне показалось странным, что までは переводится как "даже; только, просто, всего лишь". Меня это "всего лишь" ужасно смутило (т.к. непонятно, к чему оно там) и я пошла гуглить. И вот, сходу нагугливается, что まで - это "до, до тех пор пока не". А в сочетании с 覚えけり - это, как я поняла, вообще практически сакральное "помнить до самой смерти", "пронести воспоминания через всю жизнь" (как-то так). Или я что-то не так
нагуглилапоняла?А еще у вас там в комментариях про кирэдзи けり было чудесное *_* Тоже огромное спасибо!
И вот все это вместе, плюс аллюзия на Нанакуса-но-сэкку и
те самыесемь трав (практически "волшебный" элексир, воскрешающий после зимы же!) - вообще красота получается!А над чем там в Миротворце, кстати, ржали-то? Над красно-сине-черной травой что ли? или таки над "многоцветьем" любовных
победвоспоминаний?)Блин, а вообще да - прям: "покуда я с вами, клянусь моя песня не спета. Иветта, Лизетта"... эт сетера)))
Не, оно таки во всех смыслах офигенно!
толкования хэйанских стихов кучами лежат в сети, в принципе) если на японском так хорошо читаете - ищите и найдете) просто вбиваете "стих" и "ими ва"
просто лично для меня пока трудновато то перевести, я с архаикой не справляюсь без шпор, и даже со шпорами как-то не идет
За неимением подходящего носителя языка поковыряла примеры, и везде 花見酒 - однозначно это пьянка под вишнями. В обзоре передачи NHK на тему ханами оно указано как соответствующее сезонное слово, ну и тут тоже без вариантов: сакэ во время любования цветущей сакурой, киго для поздней весны. Мне кажется, для любого японца оно дает прежде всего ассоциацию с ханами, а "опьянен красотой" - это скорее русский литератрурный оборот.
у семпая и было про водопад, тут я уже криво написал
только водопад не посреди поля, ono в данном случае не поле, а название водопада ))
я же даже его фотки выкладывала
Iraeniss, 芹なずな御形はこべら仏の座 すずなすずしろこれぞ七草 - это танка из названий семи весенних трав:
seri nazuna - петрушка, пастушья сумка,
gogyou hakobera - сушеница, мокрица,
hotokenoza - яснотка,
suzuna suzushiro - репа, дайкон,
korezo nanakusa - это и есть семь трав
Спасибо вам, все-таки здорово вместе докапываться до сути стихов Хиджикаты
Только я не поняла, почему вы там так зациклились на цифре пять))
Чтобы разобраться, чего для японцев там смешного ))) А смешно как раз разночтение ицуиро - гошики. То есть мало того, что "пять цветов" - это основная палитра красок, применительно к традиционным весенним травам этих самых трав должно быть семь. А запомнит он только пять!
まで - правильно, это "до, до тех пор пока не", но еще и "даже, только, просто, всего лишь". И оно является послелогом к 五色, то есть с 覚えけり оно связано гораздо меньше, чем с 五色. Поэтому с "до" получается "до многоцветия (или до пяти цветов) запомнил", а тут скорее "даже всю палитру красок..."
Запутано как-то объясняю, но надеюсь, понятно ))
А в Миротворце ржали, что "у него плохая память", воспринимая и 五色, и まで как раз по их первому значению - "до пяти цветов" )))
спрашивал про трактовку образа. может быть, просто в сети такого не бродит и это укур отдельно взятого человека. но я этому человеку доверяю
банально пальцами по клавиатуре не попадаю от мигрени
как дополнительный вариант трактовки пойдет
попытатьсянайти его в словаре, а также понимаюкаким образом сделать из зеленой ивы голубого дракона))почему 五色 можно прочитать и как госики, и как ицуиро, но в общем, это практически всё-Fushigi-, Вам огромное спасибо! И вы как раз прекрасно все объясняете, это я криво формулирую
это танка из названий семи весенних трав
Спасибо)
Как-то даже нереальное ощущение почему-то.