Kyodai, your kansai is protruding
Насильственная связь,
Изнасилование как первый акт романтики в хэйанской Японии
автор - Энтони Дж. Браянт
не отчитано, простите, но НЕ ДО ЭТОГО сейчас
читать дальшеВ то время, как читающие Японскую литературу периодов Хэйан и Камакура люди зачастую испытывают затруднение в определении того, имела ли место физическая близость между персонажами, существуют точные текстуальные индикаторы, использованные автором, чтобы показать, что нечто интимное, все-таки, произошло. Писатели могут называть ночи «подобными снам», или описывать героиню как «податливую» или «чувствительную», и использование последних двух слов делает намек на то, что близость могла быть скорее принудительной, чем по обоюдному согласию. Некоторые такие индикаторы часто указывают на некоторые более принуждающие действия со стороны мужчины, которые западному читателю покажутся ничем иным, как изнасилованием. Об этом и пойдет речь в данной работе.
Сексуальные взаимоотношения в придворной литературе эпохи Хэйан и Камакура (и наиболее ярко выраженные в жанре моногатари) могут часто начаться с контакта, сопоставимого разве что с изнасилованием, но устои придворного общества вынуждали женщин признавать это как завоевание и даже воспринимать как прозаичный инцидент, часто даже не требующий последующего отклика, которым могло бы быть письмо, посланное на следующее утро.
«Кинугину-но-фуми», то самое письмо, посылаемое наутро после сексуального контакта с некоторыми романтичными или ностальгическими намеками на горечь расставания. Предполагалось, что женщина должна ответить на такое письмо, полагаясь на собственное остроумие и очарование, дать ответ — желает ли она продолжать роман. Таким образом, редкие отношения завязывались во враждебности, а вот многие из них становились долговременными связями и часто приводили к рождению детей.
Простейшая классификация типов таких насильственных сексуальных контактов трехчастна: 1) связь на одну ночь, вследствие банальной похоти и желания обладать женщиной — любой женщиной — а жертва насилия просто оказывается подвернувшейся мужчине под руку; 2)сексуальная инициация женщины, часто спланированная заранее и задолго до свершения плана; 3)период неразделенной, не принятой, и даже тайной любви, завершающаяся тем, что мужчина насильственно добивается объекта своей страсти.
Эти три категории могут, конечно же, применены и к контакту по обоюдному согласию. В случае непринудительного полового акта, автор добавляет четвертую категорию: 4) когда оба партнера любят друг друга, и их первый контакт является естественным развитием их отношений. В таком случае отсутствие принуждения со стороны мужчины идеально подходит к ситуации. Поскольку это эссе не сосредоточенно на контактах по обоюдному согласию, автор не станет обсуждать четвертую категорию.
Использованные тексты.
В этом эссе автор рассмотрел компилляцию из литературных источников, где присутствовали принудительные сексуальные контакты. А именно: Гендзи-моногатари, Торикэбая-моногатари, Товазугатари и Масу Кагами.
Лучше всего эта тела отражена в Гендзи-моногатари — сокровищнице различных вариантов развития отношений, и с другой стороны — она все-таки несколько остается вне темы этого эссе, так что эпизоды из нее будут использованы больше для примеров.
Гендзи-моногатари, пожалуй, - одно из самых известных произведений японской литературы вцелом. Она была написана Мурасаки Сикибу, скорее всего за те десять лет, что прошли с ее появления при дворе, и около 1001 года, когда она была придворной дамой императрицы Акико, до ее смерти в 1015 году. Это делает госпожу Мурасаки современницей знаменитой и острой на язык (хотя, скорее острой на кисть), Сэй Сёнагон, которая была придворной дамой соперничавшей с императрицей наложницей, императрицей Тейси. Книга по сути своей - эпопея взлета, падения и восстановления величия давшего название моногатари принца Гендзи, «блистательного принца», и его семьи. Изучения романа стали уже отдельной отраслью, что сделало его одной из самых часто анализируемых книг за всю историю мировой литературы. Гендзи-моногатари — бездонные антресоли для поиска новых тем, и им, кажется, даже и не предвидится конца.
В настоящий момент существует два вполне удобоваримых перевода на английский и несколько эпизодических переводов. Самый старый перевод — это работа Артура Вэйли, которая с годами стала признаваться не слишком удачной в научных кругах в связи с недостаточным вниманием к оригиналу текста, перифразам и даже пропуском целых глав и фрагментов текста. Более известный и удачный перевод принадлежит Эдварду Сайденстикеру, который, хотя и включает в себя все 54 главы, гораздо короче перевода Вэйли. Перевод Сайденстикера, к слову, считают «точным» переводом на английский, но в ноябре 2001 был издан еще один перевод, Роялла Тайлера из Университета Канберры, Австралия,- говорят, что он тоже достаточно точный.
Торикэбая-моногатари — это произведение неизвестного автора 11 века, переложение более ранней и, увы, ныне утраченной истории. Книга повествует о сводных брате и сестре, которые меняются своими ролями: у девушки с детства просматриваются мужские черты и манеры, а у юноши — женские. Поскольку их вырастили так, чтобы их истинный пол был не так важен, как их естественное его ощущение, - они меняются местами: мальчика воспитывают, как девочку, и наоборот. В конце-концов, оба достигают успеха в своих «альтернативных» жизнях, но в конце меняются местами и оказываются на своих «естественных местах» в мире.
Есть один перевод на английский за авторством Росетт Ф. Виллиг, с неудачным заглавием «Подмененные». (Название произведение идет от комментария отца главных героев на тему их перемены пола: он жалуется: «Ах, если бы можно было поменять их местами», что на старояпонском и звучит как «торикэбая».) Увы, перевод Виллига не вдохновляет, и многие критики говорят, что в нем больше из японских сносок редактора издания на оригинальном языке, чем «текстуального материала» самой книги, что делает ее, однако, отчасти интересной, пусть Виллиг и ушел от неоднозначности японских местоимений, называя дочь «он», а сына - «она». И это интересный подход.
Товазугатари была переведена на английский Карен Бразелл, и получила название «Признания леди Нидзё». Автор книги, которую знают под различными именами — госпожа Нидзё, дочь Наканоин-но-Масатада, Го-Фукакуса-Ин Нидзё, составила эту автобиографию в 1307-1313 гг. Госпожа Нидзё была наложницей ушедшего на покой императора Го-Фукакуса, о чем говорит последний ее титул. В Товазугатари, она рассказывает о своей службе при дворе и о своих отношениях с многочисленными любовниками — как желанными, так и нет, - и о своей дальнейшей жизни в качестве монахини. Товазугатари в переводе означает что-то вроде «нечто обдуманно рассказанное без утаивания», и является антонимом «тоигатари» - «слова, что срываются с языка». Такое название намекает на то, что автор долго скрывала все это, и наконец, решилась рассказать.
Масу Кагами — это история Императорского двора от правления Го-Тоба (1183-1198, умер в 1239), до Камэяма (1259-1274, умер в 1305). Составлена она была около 1375 года. По примеру нескольких более ранних исторических записей, кагамимоно, - О-Кагами, Има-Кагами, Масу Кагами и Адзума Кагами, автор, престарелая монахиня, рассказывает истории своим слушателям. Превосходный перевод произведения был недавно составлен Джорджем У. Перкинсом и получил название «Ясное Зеркало».
Роман на одну ночь
Одно из событий в Гендзи-моногатари, которое автор рассмотрит детально, является по сути квинтэссенцией понятия «роман на одну ночь», и это сцена принудительного соития. В восьмой главе («Хана но эн»), любвеобильный Блистательный Принц крадется по дворцу после императорского празднества любования цветением вишнями, и он в отчаянии ищет, где бы прилечь и уснуть. В этом эпизоде, он насильно и анонимно спит с молодой женщиной. В Гендзи-моногатари эту женщину принято называть Обородзукиё, по стихотворению, которое она произносит. Не без помощи Гендзи, женщина попадает в беду. Она не только сестра императрицы Кокидэн, самого большого врага Гендзи при дворе, но и нареченная принца Сузаку, сводного брата Гендзи и престолонаследника его отца. После этого акта насилия, Гендзи собирает в свою коллекцию непростительные связи — он спал с женой одного императора и с невестой будущего императора. В преддверии их связи, Гендзи обнаруживает запертую дверь и бормочет «Невозможно!». Как отмечает Дж. Дж. Роули - «Если он не может спать с Фудзицубо, он должен найти ей замену.» Проходя по коридорам, Гендзи, наконец, натыкается на силуэт молодой дамы. Так Роули переводит эту сцену:
«Крайне обрадованный, он схватил ее за рукав. Женщина, которая, кажется, была напугана, сказала: «О, ужас. Кто это?» «К чему печалиться?», - ответил он...Он нежно обнял ее, опустил на пол и затворил дверь. Один только вид ее, объятой страхом, был так соблазнителен и прекрасен. Дрожа, она сказала: «Идите сюда, кто бы вы ни были», но он ответил: «Мне всеми позволено быть кем бы я ни был, так что даже если вы позовете сюда весь свет, к чему это приведет? А теперь, тише». Услышав его голос, она поняла, кто был перед ней, и это несколько ее утешило.»
Этот отрывок, особенно использованная фраза «вид ее, объятой страхом, был так соблазнителен и прекрасен. », уже вызывает некоторые подозрения и приведет в замешательство западного читателя, привыкшего к образу нравственного и выскогодуховного Гендзи. Мы ожидаем от него — если он действительно так обо всех заботится — искренней жалости к ней, воздержания от насилия. И тут следует его грубое замечание о том, что он делает, что хочет, а ей следует молчать, и Гендзи теряет весь свой «блеск» в глазах современного читателя. Но если соотнести это с хэйанской нравственностю, - разве что-то тут не так? Конечно, нет, потому что его поступки — это его поступки, а автор, госпожа Мурасаки, постоянно повторяет, что Гендзи - «не тот мужчина, что способен на дурной поступок».
Отыграться на объекте безответной любви
В обществе, где подглядывание за занавески и ширмы за, вероятно, ничего не подозревающими женщинами, считалось чуть ли не особым искусством, не было сюрпризом и то, что можно было влюбиться в женщину, которую ты даже не знал лично. В общем-то, ее можно было даже никогда не видеть вне закрытых женских покоев, где дамы вели беседы, сокрытые за занавесками. Так, в главах Удзи в Гендзи-моногатари, его сын Каору подглядывает за дочерьми Ённокими (Восьмого принца) и влюбляется в них, что является типичным случаем с такой точки зрения.
В Масу Кагами есть несколько примеров такой «любви издалека», которая вытекает в принудительное сношение. Во время правления императора Камэяма, один из придворных невысокого звания по имени Арифуса, влюбился в принцессу Ринси. Он долгое время был ей увлечен, но разница в положении вынуждала его держать дистанцию. Принцесса была дочерью ушедшего на покой императора, в то время как он был всего-лишь капитаном дворцовой стражи с низким придворным рангом. Наконец, он обнаружил возможность встретиться с ней и поговорить поздним вечером — через занавески, конечно же.
На рассвете принцесса опустила шторы и легла спать, - и обнаружила, что рядом непринужденно улегся какой-то мужчина. Для нее это было нереальным. Глядя на нее, он разразился страстной речью:
«Я долгие годы любил вас. Снова и снова, я убеждал себя, что такого я себе не позволю — что вы слишком далеки от меня по рождению — но я больше не смог себя сдерживать. Я просто хочу немного облегчить свои страдания.» Это был капитан дворцовой стражи — и он не ушел.
Принцесса разразилась слезами, разгневанная и охваченная ужасом. Ее близость и беспомощность довела до того, что он больше не смог контролировать свои чувства, и он подчинил ее своей воле, хотя и жалел ее и сожалел о внезапности своих действий. Она безудержно рыдала, и мысли ее были заняты той проклятой кармой, что довела ее до такого беспомощного положения, этими безграничными страданиями — но она казалась ему только более привлекательной, чем когда бы то ни было.
Прозвонили колокола, и пропели петухи, отрывая спящих от их быстротечных снов, но капитан дворцовой стражи, терзаемый самопричененной тревогой, никак не мог заставить себя покинуть ее...
Принцесса не увидела ничего привлекательного во внешности мужчины, которому так тягостно было с ней попрощаться.
После проведенной вместе ночи, Арифуса продолжал посылать ей письма, хотя «принцесса обнаружила их безвкусными и неприятными». Хотя, кажется, она терпела их, и он продолжал посещать ночь за ночью. Вот вам пример удачного романа, которому началом послужило изнасилование.
Интересно, что в ту первую ночь, когда ее отказ, отчаяние и ярость были особенно глубоки, она была наиболее привлекательна для Арифусы. А теперь сравните это с чувствами Гендзи к Обородзукиё во время его нападения на нее.
Ушедший на покой император Го-Фукакуса (1246-1259, умер в 1304), хорошо известный своим распутством, увлекся принцессой Гайси, своей сводной сестрой и девственной жрицей святилища в Исэ. Однажды ночью 1274 года он решил, что даже если она его сводная сестра, он должен ее взять. Принцесса приехала навестить его в столице. Так их связь освещается в Масу Кагами:
«Его Величество приблизился к принцессе в тусклой дымке на границе сна и реальности. Принцесса была разочарована, но не до того, чтобы впасть в истерику. Невинная и податливая, она была так привлекательна. Наконец, раз за разом пропели петухи,и ушедший на покой император стал ворочаться. Заботясь о репутации принцессы, не смотря на свое нежелание ее покинуть, он исчез в рассветной дымке еще до того, как поднялось солнце.. »
Ушедший на покой император послал ей письмо со стихотворением, но она прикинулась больной и отказалась его принимать. Действия императора Го-Фукакуса не вызвали враждебности с ее стороны, - напротив, Масу Кагами утверждает, что она снова и снова его принимала после того. А в ту ночь, после вечернего празднетства, Го-Фукакуса с чистой совестью отправился спать, ожидая, когда все его гости займутся тем же — зная, что на следующий день принцесса отправится домой.
«Ушедший на покой император, охваченный желанием провести с ней еще одну ночь...прокрался в ее комнату, выжидая и прислушиваясь ко звукам из иных комнат. Она не уступила его уговорам, но казалась нежной и податливой, такая привлекательная в своем спокойствии, даже когда он был полон своих чувств, если даже не пылкости, с которыми он стремился к ней издалека... Ушедший на покой император совершенно не хотел покинуть ее, и принцесса сама уже печалилась о расставании, когда пришел час прощания.»
Текст говорит нам о том, что на то было много разных причин, и не только в том, что Исэ было так далеко от столицы, заключалась причина того, что императору было «неловко» ее посещать, так что Го-Фукакуса больше никогда с ней не виделся, в результате чего «принцесса жила в тоске, не знающей облегчения». Заметим, что эта тоска не была такой уж незнающей облегчения, - известно, что позже у нее все-таки были другие любовники, а от одного из них она родила как минимум одного ребенка и была связана с ним до своей смерти во втором месяце 1284 года.
Это же событие, пусть и мельком, освещается и в Товазугатари госпожи Нидзё, хотя Нидзё, утверждающая, что невольно подслушала все это, дает сюжету другой поворот. Нидзё проводит Го-Фукакуса в покои принцессы и становится соучастницей ожидаемым событиям. «Я была недалеко от занавесок, что скрывали ложе верховной жрицы», - пишет она,- «Было печально, однако, что ее так мало надо было убеждать. »
И что интереснее всего, - все это продолжалось до рассвета: Нидзё отмечает, что Го-Фукакуса, кажется, не ушел от принцессы и на вторую ночь, и что все обитатели дома ушли спать задолго до того, как спать отправился ушедший на покой император, - вероятно, в Масу Кагами события переданы точнее. После первого соития, император, возвращаясь от принцессы бросает Нидзё: «Вишневый цвет так приятен глазу, но слишком просто облетают лепестки.»
Так что, перед нами разные истории? Если Нидзё, свидетельница, говорит правду, мы можем только признать, что автор Масу Кагами подгоняет описание инцидента под вкусы читателя, - беспомощность и податливость, ожидание того, что женщина не станет сопротивляться. Вероятно, по мнению Нидзё, именно так и произошло: если борьба принцессы была не слишком настойчивой, как ей следовало бы быть.
В Торикэбая-моногатари, самая потрясающая сцена такого сексуального завоевания с долгим планированием, - это эпизод, в котором император, долгие годы вожделевший героиню Найси-но-ками, которая исполняет роль, напоминающую роль компаньонки принцесс императорской крови, и не понимающего, что «она» на самом деле — мужчина, поменявшийся местами со своей сестрой, - наконец, делает свой ход. Император долгое время был терпелив, - вообще женщины с титулом найси-но-ками обычно были легкой добычей и доступной игрушкой для императора, - ими можно было пользоваться когда угодно, а это император не тянул к ней свои руки слишком уж долго.
К его сожалению, брат и сестра уже поменялись местами до нормального состояния, так что Тюнагон (тот, что был девушкой, переодетой мужчиной) оказался Найси-но-ками. Император сталкивается с ней и хватает ее, - а она серьезно сопротивляется, и он говорит:
«Дорогая моя, не стоит так. Будь что будет. Если бы и вы чувствовали то же, что и я, ничего дурного с вами, конечно же, не случилось бы...» Нет таких слов, чтобы передать то, как он кричал, говоря это...Она все еще не была настроена сдаться, но и холодность показывать ей не хотелось. С насилием она ничего не могла поделать. Это смущало и причиняло боль. Она решилась только повысить голос, но поступи она так, даже в глазах других это жестокое деяние не выглядело бы неправильным. Даже если бы кто-то услышал, и — заподозрив неладное — вошел в комнату, спокойствие Императора вынудило бы его просто промолчать. Император рассмотрел ее ближе, обнаружив ее еще более прекрасной, чем она казалась издали. Он почувствовал, что даже на час расставшись с ней, испытает невероятную тоску, - теперь ему хотелось быть с ней сильнее, чем когда бы то ни было, пусть даже днем. Но что такое? Что-то было не так, это уже произошло! Его сердце замерло, когда мысли его пришли к тому, что он может умереть от печали быть отверженным...
Конечно, его вид и страсть не могли не отметить того, что что-то странное ощутил он от случившегося, пусть и не подозревал ее. Однако, очевидно было и то, что она ничего не могла с этим поделать. Она была опозорена, и тут же возрыдала.»
Проще говоря, император понял, что она не девственница. А произошло это в связи с более ранним инцидентом с другим придворным, Сайсё, который был ее ближайшим другом, когда она называлась Тюнагон и одевалась в мужчину. Во время дружеской попытки померяться силой, Сайсё, обнаруживший, что его лучший друг за последние годы оказался женщиной, делает то, что и следовало бы ожидать — насилует ее.
«Тюнагон замерла. Что мог подумать Сайсё? У него появилось чувство, что отступиться он не сможет: «Дорогая!», - сказал он, внезапно грубо хватая ее.»
«Что это? Вы обезумели?»,- вскричала Тюнагон, но Сайсё ее уже не слышал. Тюнагон, на вид так здоровый молодой человек, вела себя сдержанно, но когда Сайсё схватил ее, - ничего уже было не поделать. Сердце предало ее, и она возрыдала: «Что это?»
Мыли Сайсё, однако, совместили в себе различные яркие переживания, но было и то, что пришлось в самое время. Теперь он все увидел, - и Тюнагон было больше нечего скрывать. Думая так, Сайсё задался вопросом — разве когда-то так было взволнованно его сердце? Трепет сердца встревожил его. Видя, что он не может понять, Тюнагон поинтересовалась, что же думает Сайсё. Его терзала боль. А все потому, что он вынужден был продолжать жить в мире, где ему одному была открыта эта неприятная правда. Слезы хлынули у него из глаз — а это было непревзойденно прекрасно и побуждающее к такой же эмоциональности. Сайсё тоже возрыдал: «Теперь я не могу и на полчаса вас оставить! Что мне делать?» И когда занялся рассвет, не было даже знака того, что он готов ее покинуть...Время, однако, заявило о своей силе, и Сайсё пришлось уйти. Тюнагон была оставлена с ощущением того, что все это было лишь сном.»
Когда Сайсе, наконец, уходит, Тюнагон, оставленная в одиночестве с возможностью обдумать все, что с ней произошло, признается, что все воспринимается как сон. Тюнагон, завтракаясо своим отцом, Левым министром, удивлена тем, что ей приносят «письмо наутро» от Сайсё, который, не смотря на странные обстоятельства, только и может, что последовать куртуазной хэйанской традиции.
У них начинается крайне странный роман, - и к тому моменту, как Тюнагон обнаруживает, что она беременна, она сбегает в отдаленное место, где «он» может родить ребенка в тайне — так что только Сайсё и знает ее тайну. И тогда Тюнагон понимает, что «он» должна поменяться местами с Найси-но-ками, так что ребенка она бросает, и меняется местом с братом, так что Сайсё даже и не понимает, что произошло. И примерно в этот момент император насилует Найси-но-ками, бывшую Тюнагон, - так что это уже второе изнасилование на ее долю.
Сексуальная инициация
Одна из самых известных сцен сексуальной инициации в японской литературе представлена в Гендзи-моногатари, в эпизоде после смерти жены Гендзи, госпожи Аои, когда он входит в покои своей юной воспитанницы, Мурасаки, и после поспешных свадебных ритуалов, о которых Мурасаки ничего не знает, он насилует ее, лишает девственности, -и, - в крайне прямом смысле — невинности. Мурасаки вообще не понимает, что должно произойти,- потому что она, фактически, юкари (духовная замена) другой женщины из прошлого Гендзи. Это делает сцену еще более поразительной и запоминающейся. Их отношения полностью изменяются, и хотя Мурасаки остается с Гендзи до самой своей смерти, он явно теряет часть ее доверия, - и оно никогда не восстановится.
В Товазугатари, есть намек на то, что первый раз у автора был тоже насильственным и неожиданным актом. В этом жанре, это никальная ситуация. Нигде больше нет возможности ознакомиться с тем, что чувствовала женщина, подвергнутая сексуальному насилию. Еще двенадцати-тринадцатилетняя девочка, госпожа Нидзё, оказывается жертвой насилия, которое по сути подстроила ее семья: что и вовсе может повергнуть в шок западного читателя, не знакомого с нравами хэйанского общества.
«Я внезапно проснулась, обнаружив, что свет стал тусклым, занавески опущены, а у сёдзи, рядом со мной, преспокойно и беспробудно спал мужчина.
«Это еще что?!», - вскричала я. Как только я попыталась встать и уйти — его величество проснулся. Не поднимаясь, он начал объяснять, как сильно он меня любил, еще с тех пор, как увидел меня ребенком, как он ждал, когда же я войду в нужный возраст, и так много других вещей он говорил, которых я даже запомнить не успела. Я даже не слушала, я только безутешно рыдала, пока его рукава не промокли насквозь от моих слез, пока он пытался меня утешить. Он не принуждал меня силой, но сказал: «Вы были равнодушны ко мне так долго, что я думал, такой случай, вероятно...Как можете вы продолжать быть столь холодной, когда я все вам уже рассказал?»
Ночь пролетела, а я и слова ему не ответила...Он пытался и бранить, и утешать меня, но я отказывалась отвечать. «Ах, ну что поделать?»,- сказал он, наконец, после чего поднялся, оделся и приказал прислать свою повозку.»
Семья Нидзё и ее слуги думали, что эта первая ночь будет успешной, а она, напуганная, отказалась подниматься,- и они ошибочно приняли этот дискомфорт за свидетельство ее первой ночи с мужчиной. Когда же они узнали правду, то все объяснили ей, - что ей ни при каких условиях нельзя отказать, когда Го-Фукакуса вернется.
«Мне доложили, что его величество прибыл. У меня было время поразмышлять о том, что могло произойти при этой встрече — он просто отворил дверь и вошел в мою комнату с такой легкостью. «Понимаю, вы больны. Что произошло?»,- поинтересовался он. Не испытывая ни малейшего желания ответить, я просто замерла там, где лежала. Он лег рядом со мной и стал рассказывать, как тяжело у него на сердце, но я была так ошеломлена, что не могла даже обеспокоиться о том, что бы последовало дальше. .. Сегодня ночью, когда Го-Фукакуса не мог и слова дождаться от меня, он так дурно со мной обошелся, что вся моя одежда была изорвана. К тому моменту, как мне уже нечего было терять, я ненавидела само свое существование. Я столкнулась с ужасом»
Не смотря на ее чувства, в то время как ушедший на покой император одевается и собирается уйти, Нидзё отмечает, что внезапно она почувствовала, что он стал для нее привлекательнее, чем был до того. И вот, ее забирают во дворец, и она становится его наложницей. Но не один Го-Фукакуса жаждет ее, однако, так что она периодически «одалживает себя» друзьям и родственникам. В одном из эпизодов, она, например четко дает отрицательный ответ на то, что в нынешнем понимании называется «сообразим на троих», - на предложение императора Камэяма заняться любовью с ним и Го-Фукакуса, его братом. Иногда Нидзё сама желает связи — но чаще ее принуждают к ней.
Разочарование наутро
Неприличие со стороны мужчины, так разочарованного, что он даже не исполняет ожидаемый от него долг осторожно покинуть даму с утра оказывается хорошо освещенной темой. Проблема того, что мужчина быстро и приличным образом не может покинуть даму, была просто выражением дурного тона. Слишком долго, или слишком поспешно, - и то и другое казалось дурным поведением со стороны мужчины. (Сэй Сёнагон, относит то, и другое к своему списку «Того, что неприятно»)
Это неприязнь со стороны женщины, касающаяся непринудительных встреч, так что нельзя назвать ее вызванной половым актом без согласия. И тем не менее, она тоже является его следствием.
В то время, как мужчины так чувствительны, что могут всплакнуть да залить слезами веер, - это норма, и даже достойное уважения поведение в хэйанской литературе, кажется, что только сильно влюбленные мужчины могут так выразить свои чувства или радости от сложнейшего достижения желаемого. А вот женщины могут друг друга ненавидеть за то, что одна из них продолжает получать знаки чьего-то внимания. Кажется парадоксом, то, что такое отношение могло быть вызвано и положением женщины в хэйанском обществе.
В этом обществе женщины, - иногда даже жены, - живут в доме своих родителей, а их любовники посещают их тайно. Чтобы продолжать сохранять видимость того, что ничего не было — им приходится уходить до рассвета. Если же он не успевает — то иллюзия дрогнет, и репутация женщины может быть запятнана, в то время как о мужчине станут говорить, что он слабоволен и не может действовать согласно социальным нормам.
Горячая привязанность капитана дворцовой стражи к принцессе Найси — один из примеров тому: хотя она считает его личные послания неприятными, - во многом из-за пропасти в общественном положении,- и его нежелание покинуть ее в первую ночь у нее восхищения не вызывает, она поддерживает связь, которую начали насильно, и даже родила от него ребенка в тайном доме, куда он перевез ее для прикрытия этого происшествия.
Откуда чувство вины?
Во время акта завоевания, даже если предполагаемый партнер отбивается, вероятно даже молит о пощаде в слезах, многие мужчины, - если верить писателям, - сражены чувством вины. Но этого недостаточно, чтобы остановиться, потому что им интересно ощутить это чувство сильнее. Проблема, конечно же в том, что большинство авторов — женщины, и они понятия не имели о том, что в действительности чувствовали мужчины. А если и есть сноски на чувство вины в книгах, написанных мужчинами, - то только в поддержание литературной традиции, - или же у них и правда были такие чувства? Ответить невозможно.
Что и поднимает вопрос: они правда правильно поступали, раз испытывали чувство вины? Если они поступали так, как и следовало — это просто было частью игры в поддавки — так откуда же вина?
Могла ли дама отказать?
Леди Нидзё во время ее дефлорация не без помощи ушедшего на покой императора Го-Фукакуса, была, фактически, способна отложить это событие, использовав свое испуганное и уязвленное состояние, но на вторую ночь у нее уже не было выбора — так захотел император. Надо ли было ей вообще отказать в первую же ночь? Такого бы от нее не ожидали. Все придворные дамы, кажется, были в состоянии соперничества, - если бы только такое событие не было устроенно намеренно. «Нет — значит нет», - абсолютно не хэйанское понятие. Привлекательность дамы в беде заметно и в связи капитана дворцовой стражи с принцессой Найси из Масу Кагами. Как только она начинает сопротивляться и больше кричать и плакать — он только сильнее заинтересован ей и больше ее вожделеет. А император Го-Фукакуса, как говорят, был разочарован несколькими женщинами, когда они слишком быстро согласились переспать — так что для мужчины интереснее было завоевать жертву.
Должно быть понятно, что и отказ мог не помочь. В таких условиях можно было бы задаться вопросом: как много женщин, были принуждены к половому акту, вообще едва зная своих партнеров,- или же они все просто играли по таким правилам? Вы можете спросить, тогда, и иначе: кто из них искренне сопротивлялся, как Найси-но-ками и Нидзё? Эти женщины, зная, что их домогаются императоры, - не имели выбора, не смотря на их чувства. А как на счет Обородзукиё? Ну что ж, Гендзи воспользовался тем, что ему позволили сделать.
Конечно же, женщины, которыми овладели мужчины низшего ранга, отвечали как могли: а именно, старались не дать шанса завязать отношения, не отвечая на письма или просто в ответах на стихи отвечая с выражением своего нежелания продолжать. Если же любвеобильный придворный решил преследовать ее до согласия — что же тогда? Очевидно, ничто или очень малое — даже разница в статусе не давала женщине шанса уйти от преследования.
Следует отметить, что такое явление было не сугубо японским явлением. В западных романах есть такие же примеры героев, настойчиво преследующих женщин, не желающих контакта, или же старающихся его избежать. Ретт Батлер дает Скарлет О`Хара пощечину, прежде чем поднять ее и оттащить, - явно без согласия, - наверх, в постель. Джеймс Бонд побивает Пусси Галор в поединке и драка перерастает в нечто иное. Мужественный герой, который преодолевает протест женщины, или же ее незаинтересованность, привлекает ее внимание, - и она покорно снисходит в его объятия. Так насколько же это отличается от хэйанского принуждения или изнасилования в качестве сексуальной игры? Разве мы по-другому это воспринимаем? Разве понимание женщиной мужественности героя умаляет насилие его действий?
Принимая это во внимание, японская литература и, как минимум, действия ее героев, уже не покажется уродливостью культурных норм и чем-то отталкивающим, - так как мы можем ее судить?
Изнасилование как первый акт романтики в хэйанской Японии
автор - Энтони Дж. Браянт
не отчитано, простите, но НЕ ДО ЭТОГО сейчас
читать дальшеВ то время, как читающие Японскую литературу периодов Хэйан и Камакура люди зачастую испытывают затруднение в определении того, имела ли место физическая близость между персонажами, существуют точные текстуальные индикаторы, использованные автором, чтобы показать, что нечто интимное, все-таки, произошло. Писатели могут называть ночи «подобными снам», или описывать героиню как «податливую» или «чувствительную», и использование последних двух слов делает намек на то, что близость могла быть скорее принудительной, чем по обоюдному согласию. Некоторые такие индикаторы часто указывают на некоторые более принуждающие действия со стороны мужчины, которые западному читателю покажутся ничем иным, как изнасилованием. Об этом и пойдет речь в данной работе.
Сексуальные взаимоотношения в придворной литературе эпохи Хэйан и Камакура (и наиболее ярко выраженные в жанре моногатари) могут часто начаться с контакта, сопоставимого разве что с изнасилованием, но устои придворного общества вынуждали женщин признавать это как завоевание и даже воспринимать как прозаичный инцидент, часто даже не требующий последующего отклика, которым могло бы быть письмо, посланное на следующее утро.
«Кинугину-но-фуми», то самое письмо, посылаемое наутро после сексуального контакта с некоторыми романтичными или ностальгическими намеками на горечь расставания. Предполагалось, что женщина должна ответить на такое письмо, полагаясь на собственное остроумие и очарование, дать ответ — желает ли она продолжать роман. Таким образом, редкие отношения завязывались во враждебности, а вот многие из них становились долговременными связями и часто приводили к рождению детей.
Простейшая классификация типов таких насильственных сексуальных контактов трехчастна: 1) связь на одну ночь, вследствие банальной похоти и желания обладать женщиной — любой женщиной — а жертва насилия просто оказывается подвернувшейся мужчине под руку; 2)сексуальная инициация женщины, часто спланированная заранее и задолго до свершения плана; 3)период неразделенной, не принятой, и даже тайной любви, завершающаяся тем, что мужчина насильственно добивается объекта своей страсти.
Эти три категории могут, конечно же, применены и к контакту по обоюдному согласию. В случае непринудительного полового акта, автор добавляет четвертую категорию: 4) когда оба партнера любят друг друга, и их первый контакт является естественным развитием их отношений. В таком случае отсутствие принуждения со стороны мужчины идеально подходит к ситуации. Поскольку это эссе не сосредоточенно на контактах по обоюдному согласию, автор не станет обсуждать четвертую категорию.
Использованные тексты.
В этом эссе автор рассмотрел компилляцию из литературных источников, где присутствовали принудительные сексуальные контакты. А именно: Гендзи-моногатари, Торикэбая-моногатари, Товазугатари и Масу Кагами.
Лучше всего эта тела отражена в Гендзи-моногатари — сокровищнице различных вариантов развития отношений, и с другой стороны — она все-таки несколько остается вне темы этого эссе, так что эпизоды из нее будут использованы больше для примеров.
Гендзи-моногатари, пожалуй, - одно из самых известных произведений японской литературы вцелом. Она была написана Мурасаки Сикибу, скорее всего за те десять лет, что прошли с ее появления при дворе, и около 1001 года, когда она была придворной дамой императрицы Акико, до ее смерти в 1015 году. Это делает госпожу Мурасаки современницей знаменитой и острой на язык (хотя, скорее острой на кисть), Сэй Сёнагон, которая была придворной дамой соперничавшей с императрицей наложницей, императрицей Тейси. Книга по сути своей - эпопея взлета, падения и восстановления величия давшего название моногатари принца Гендзи, «блистательного принца», и его семьи. Изучения романа стали уже отдельной отраслью, что сделало его одной из самых часто анализируемых книг за всю историю мировой литературы. Гендзи-моногатари — бездонные антресоли для поиска новых тем, и им, кажется, даже и не предвидится конца.
В настоящий момент существует два вполне удобоваримых перевода на английский и несколько эпизодических переводов. Самый старый перевод — это работа Артура Вэйли, которая с годами стала признаваться не слишком удачной в научных кругах в связи с недостаточным вниманием к оригиналу текста, перифразам и даже пропуском целых глав и фрагментов текста. Более известный и удачный перевод принадлежит Эдварду Сайденстикеру, который, хотя и включает в себя все 54 главы, гораздо короче перевода Вэйли. Перевод Сайденстикера, к слову, считают «точным» переводом на английский, но в ноябре 2001 был издан еще один перевод, Роялла Тайлера из Университета Канберры, Австралия,- говорят, что он тоже достаточно точный.
Торикэбая-моногатари — это произведение неизвестного автора 11 века, переложение более ранней и, увы, ныне утраченной истории. Книга повествует о сводных брате и сестре, которые меняются своими ролями: у девушки с детства просматриваются мужские черты и манеры, а у юноши — женские. Поскольку их вырастили так, чтобы их истинный пол был не так важен, как их естественное его ощущение, - они меняются местами: мальчика воспитывают, как девочку, и наоборот. В конце-концов, оба достигают успеха в своих «альтернативных» жизнях, но в конце меняются местами и оказываются на своих «естественных местах» в мире.
Есть один перевод на английский за авторством Росетт Ф. Виллиг, с неудачным заглавием «Подмененные». (Название произведение идет от комментария отца главных героев на тему их перемены пола: он жалуется: «Ах, если бы можно было поменять их местами», что на старояпонском и звучит как «торикэбая».) Увы, перевод Виллига не вдохновляет, и многие критики говорят, что в нем больше из японских сносок редактора издания на оригинальном языке, чем «текстуального материала» самой книги, что делает ее, однако, отчасти интересной, пусть Виллиг и ушел от неоднозначности японских местоимений, называя дочь «он», а сына - «она». И это интересный подход.
Товазугатари была переведена на английский Карен Бразелл, и получила название «Признания леди Нидзё». Автор книги, которую знают под различными именами — госпожа Нидзё, дочь Наканоин-но-Масатада, Го-Фукакуса-Ин Нидзё, составила эту автобиографию в 1307-1313 гг. Госпожа Нидзё была наложницей ушедшего на покой императора Го-Фукакуса, о чем говорит последний ее титул. В Товазугатари, она рассказывает о своей службе при дворе и о своих отношениях с многочисленными любовниками — как желанными, так и нет, - и о своей дальнейшей жизни в качестве монахини. Товазугатари в переводе означает что-то вроде «нечто обдуманно рассказанное без утаивания», и является антонимом «тоигатари» - «слова, что срываются с языка». Такое название намекает на то, что автор долго скрывала все это, и наконец, решилась рассказать.
Масу Кагами — это история Императорского двора от правления Го-Тоба (1183-1198, умер в 1239), до Камэяма (1259-1274, умер в 1305). Составлена она была около 1375 года. По примеру нескольких более ранних исторических записей, кагамимоно, - О-Кагами, Има-Кагами, Масу Кагами и Адзума Кагами, автор, престарелая монахиня, рассказывает истории своим слушателям. Превосходный перевод произведения был недавно составлен Джорджем У. Перкинсом и получил название «Ясное Зеркало».
Роман на одну ночь
Одно из событий в Гендзи-моногатари, которое автор рассмотрит детально, является по сути квинтэссенцией понятия «роман на одну ночь», и это сцена принудительного соития. В восьмой главе («Хана но эн»), любвеобильный Блистательный Принц крадется по дворцу после императорского празднества любования цветением вишнями, и он в отчаянии ищет, где бы прилечь и уснуть. В этом эпизоде, он насильно и анонимно спит с молодой женщиной. В Гендзи-моногатари эту женщину принято называть Обородзукиё, по стихотворению, которое она произносит. Не без помощи Гендзи, женщина попадает в беду. Она не только сестра императрицы Кокидэн, самого большого врага Гендзи при дворе, но и нареченная принца Сузаку, сводного брата Гендзи и престолонаследника его отца. После этого акта насилия, Гендзи собирает в свою коллекцию непростительные связи — он спал с женой одного императора и с невестой будущего императора. В преддверии их связи, Гендзи обнаруживает запертую дверь и бормочет «Невозможно!». Как отмечает Дж. Дж. Роули - «Если он не может спать с Фудзицубо, он должен найти ей замену.» Проходя по коридорам, Гендзи, наконец, натыкается на силуэт молодой дамы. Так Роули переводит эту сцену:
«Крайне обрадованный, он схватил ее за рукав. Женщина, которая, кажется, была напугана, сказала: «О, ужас. Кто это?» «К чему печалиться?», - ответил он...Он нежно обнял ее, опустил на пол и затворил дверь. Один только вид ее, объятой страхом, был так соблазнителен и прекрасен. Дрожа, она сказала: «Идите сюда, кто бы вы ни были», но он ответил: «Мне всеми позволено быть кем бы я ни был, так что даже если вы позовете сюда весь свет, к чему это приведет? А теперь, тише». Услышав его голос, она поняла, кто был перед ней, и это несколько ее утешило.»
Этот отрывок, особенно использованная фраза «вид ее, объятой страхом, был так соблазнителен и прекрасен. », уже вызывает некоторые подозрения и приведет в замешательство западного читателя, привыкшего к образу нравственного и выскогодуховного Гендзи. Мы ожидаем от него — если он действительно так обо всех заботится — искренней жалости к ней, воздержания от насилия. И тут следует его грубое замечание о том, что он делает, что хочет, а ей следует молчать, и Гендзи теряет весь свой «блеск» в глазах современного читателя. Но если соотнести это с хэйанской нравственностю, - разве что-то тут не так? Конечно, нет, потому что его поступки — это его поступки, а автор, госпожа Мурасаки, постоянно повторяет, что Гендзи - «не тот мужчина, что способен на дурной поступок».
Отыграться на объекте безответной любви
В обществе, где подглядывание за занавески и ширмы за, вероятно, ничего не подозревающими женщинами, считалось чуть ли не особым искусством, не было сюрпризом и то, что можно было влюбиться в женщину, которую ты даже не знал лично. В общем-то, ее можно было даже никогда не видеть вне закрытых женских покоев, где дамы вели беседы, сокрытые за занавесками. Так, в главах Удзи в Гендзи-моногатари, его сын Каору подглядывает за дочерьми Ённокими (Восьмого принца) и влюбляется в них, что является типичным случаем с такой точки зрения.
В Масу Кагами есть несколько примеров такой «любви издалека», которая вытекает в принудительное сношение. Во время правления императора Камэяма, один из придворных невысокого звания по имени Арифуса, влюбился в принцессу Ринси. Он долгое время был ей увлечен, но разница в положении вынуждала его держать дистанцию. Принцесса была дочерью ушедшего на покой императора, в то время как он был всего-лишь капитаном дворцовой стражи с низким придворным рангом. Наконец, он обнаружил возможность встретиться с ней и поговорить поздним вечером — через занавески, конечно же.
На рассвете принцесса опустила шторы и легла спать, - и обнаружила, что рядом непринужденно улегся какой-то мужчина. Для нее это было нереальным. Глядя на нее, он разразился страстной речью:
«Я долгие годы любил вас. Снова и снова, я убеждал себя, что такого я себе не позволю — что вы слишком далеки от меня по рождению — но я больше не смог себя сдерживать. Я просто хочу немного облегчить свои страдания.» Это был капитан дворцовой стражи — и он не ушел.
Принцесса разразилась слезами, разгневанная и охваченная ужасом. Ее близость и беспомощность довела до того, что он больше не смог контролировать свои чувства, и он подчинил ее своей воле, хотя и жалел ее и сожалел о внезапности своих действий. Она безудержно рыдала, и мысли ее были заняты той проклятой кармой, что довела ее до такого беспомощного положения, этими безграничными страданиями — но она казалась ему только более привлекательной, чем когда бы то ни было.
Прозвонили колокола, и пропели петухи, отрывая спящих от их быстротечных снов, но капитан дворцовой стражи, терзаемый самопричененной тревогой, никак не мог заставить себя покинуть ее...
Принцесса не увидела ничего привлекательного во внешности мужчины, которому так тягостно было с ней попрощаться.
После проведенной вместе ночи, Арифуса продолжал посылать ей письма, хотя «принцесса обнаружила их безвкусными и неприятными». Хотя, кажется, она терпела их, и он продолжал посещать ночь за ночью. Вот вам пример удачного романа, которому началом послужило изнасилование.
Интересно, что в ту первую ночь, когда ее отказ, отчаяние и ярость были особенно глубоки, она была наиболее привлекательна для Арифусы. А теперь сравните это с чувствами Гендзи к Обородзукиё во время его нападения на нее.
Ушедший на покой император Го-Фукакуса (1246-1259, умер в 1304), хорошо известный своим распутством, увлекся принцессой Гайси, своей сводной сестрой и девственной жрицей святилища в Исэ. Однажды ночью 1274 года он решил, что даже если она его сводная сестра, он должен ее взять. Принцесса приехала навестить его в столице. Так их связь освещается в Масу Кагами:
«Его Величество приблизился к принцессе в тусклой дымке на границе сна и реальности. Принцесса была разочарована, но не до того, чтобы впасть в истерику. Невинная и податливая, она была так привлекательна. Наконец, раз за разом пропели петухи,и ушедший на покой император стал ворочаться. Заботясь о репутации принцессы, не смотря на свое нежелание ее покинуть, он исчез в рассветной дымке еще до того, как поднялось солнце.. »
Ушедший на покой император послал ей письмо со стихотворением, но она прикинулась больной и отказалась его принимать. Действия императора Го-Фукакуса не вызвали враждебности с ее стороны, - напротив, Масу Кагами утверждает, что она снова и снова его принимала после того. А в ту ночь, после вечернего празднетства, Го-Фукакуса с чистой совестью отправился спать, ожидая, когда все его гости займутся тем же — зная, что на следующий день принцесса отправится домой.
«Ушедший на покой император, охваченный желанием провести с ней еще одну ночь...прокрался в ее комнату, выжидая и прислушиваясь ко звукам из иных комнат. Она не уступила его уговорам, но казалась нежной и податливой, такая привлекательная в своем спокойствии, даже когда он был полон своих чувств, если даже не пылкости, с которыми он стремился к ней издалека... Ушедший на покой император совершенно не хотел покинуть ее, и принцесса сама уже печалилась о расставании, когда пришел час прощания.»
Текст говорит нам о том, что на то было много разных причин, и не только в том, что Исэ было так далеко от столицы, заключалась причина того, что императору было «неловко» ее посещать, так что Го-Фукакуса больше никогда с ней не виделся, в результате чего «принцесса жила в тоске, не знающей облегчения». Заметим, что эта тоска не была такой уж незнающей облегчения, - известно, что позже у нее все-таки были другие любовники, а от одного из них она родила как минимум одного ребенка и была связана с ним до своей смерти во втором месяце 1284 года.
Это же событие, пусть и мельком, освещается и в Товазугатари госпожи Нидзё, хотя Нидзё, утверждающая, что невольно подслушала все это, дает сюжету другой поворот. Нидзё проводит Го-Фукакуса в покои принцессы и становится соучастницей ожидаемым событиям. «Я была недалеко от занавесок, что скрывали ложе верховной жрицы», - пишет она,- «Было печально, однако, что ее так мало надо было убеждать. »
И что интереснее всего, - все это продолжалось до рассвета: Нидзё отмечает, что Го-Фукакуса, кажется, не ушел от принцессы и на вторую ночь, и что все обитатели дома ушли спать задолго до того, как спать отправился ушедший на покой император, - вероятно, в Масу Кагами события переданы точнее. После первого соития, император, возвращаясь от принцессы бросает Нидзё: «Вишневый цвет так приятен глазу, но слишком просто облетают лепестки.»
Так что, перед нами разные истории? Если Нидзё, свидетельница, говорит правду, мы можем только признать, что автор Масу Кагами подгоняет описание инцидента под вкусы читателя, - беспомощность и податливость, ожидание того, что женщина не станет сопротивляться. Вероятно, по мнению Нидзё, именно так и произошло: если борьба принцессы была не слишком настойчивой, как ей следовало бы быть.
В Торикэбая-моногатари, самая потрясающая сцена такого сексуального завоевания с долгим планированием, - это эпизод, в котором император, долгие годы вожделевший героиню Найси-но-ками, которая исполняет роль, напоминающую роль компаньонки принцесс императорской крови, и не понимающего, что «она» на самом деле — мужчина, поменявшийся местами со своей сестрой, - наконец, делает свой ход. Император долгое время был терпелив, - вообще женщины с титулом найси-но-ками обычно были легкой добычей и доступной игрушкой для императора, - ими можно было пользоваться когда угодно, а это император не тянул к ней свои руки слишком уж долго.
К его сожалению, брат и сестра уже поменялись местами до нормального состояния, так что Тюнагон (тот, что был девушкой, переодетой мужчиной) оказался Найси-но-ками. Император сталкивается с ней и хватает ее, - а она серьезно сопротивляется, и он говорит:
«Дорогая моя, не стоит так. Будь что будет. Если бы и вы чувствовали то же, что и я, ничего дурного с вами, конечно же, не случилось бы...» Нет таких слов, чтобы передать то, как он кричал, говоря это...Она все еще не была настроена сдаться, но и холодность показывать ей не хотелось. С насилием она ничего не могла поделать. Это смущало и причиняло боль. Она решилась только повысить голос, но поступи она так, даже в глазах других это жестокое деяние не выглядело бы неправильным. Даже если бы кто-то услышал, и — заподозрив неладное — вошел в комнату, спокойствие Императора вынудило бы его просто промолчать. Император рассмотрел ее ближе, обнаружив ее еще более прекрасной, чем она казалась издали. Он почувствовал, что даже на час расставшись с ней, испытает невероятную тоску, - теперь ему хотелось быть с ней сильнее, чем когда бы то ни было, пусть даже днем. Но что такое? Что-то было не так, это уже произошло! Его сердце замерло, когда мысли его пришли к тому, что он может умереть от печали быть отверженным...
Конечно, его вид и страсть не могли не отметить того, что что-то странное ощутил он от случившегося, пусть и не подозревал ее. Однако, очевидно было и то, что она ничего не могла с этим поделать. Она была опозорена, и тут же возрыдала.»
Проще говоря, император понял, что она не девственница. А произошло это в связи с более ранним инцидентом с другим придворным, Сайсё, который был ее ближайшим другом, когда она называлась Тюнагон и одевалась в мужчину. Во время дружеской попытки померяться силой, Сайсё, обнаруживший, что его лучший друг за последние годы оказался женщиной, делает то, что и следовало бы ожидать — насилует ее.
«Тюнагон замерла. Что мог подумать Сайсё? У него появилось чувство, что отступиться он не сможет: «Дорогая!», - сказал он, внезапно грубо хватая ее.»
«Что это? Вы обезумели?»,- вскричала Тюнагон, но Сайсё ее уже не слышал. Тюнагон, на вид так здоровый молодой человек, вела себя сдержанно, но когда Сайсё схватил ее, - ничего уже было не поделать. Сердце предало ее, и она возрыдала: «Что это?»
Мыли Сайсё, однако, совместили в себе различные яркие переживания, но было и то, что пришлось в самое время. Теперь он все увидел, - и Тюнагон было больше нечего скрывать. Думая так, Сайсё задался вопросом — разве когда-то так было взволнованно его сердце? Трепет сердца встревожил его. Видя, что он не может понять, Тюнагон поинтересовалась, что же думает Сайсё. Его терзала боль. А все потому, что он вынужден был продолжать жить в мире, где ему одному была открыта эта неприятная правда. Слезы хлынули у него из глаз — а это было непревзойденно прекрасно и побуждающее к такой же эмоциональности. Сайсё тоже возрыдал: «Теперь я не могу и на полчаса вас оставить! Что мне делать?» И когда занялся рассвет, не было даже знака того, что он готов ее покинуть...Время, однако, заявило о своей силе, и Сайсё пришлось уйти. Тюнагон была оставлена с ощущением того, что все это было лишь сном.»
Когда Сайсе, наконец, уходит, Тюнагон, оставленная в одиночестве с возможностью обдумать все, что с ней произошло, признается, что все воспринимается как сон. Тюнагон, завтракаясо своим отцом, Левым министром, удивлена тем, что ей приносят «письмо наутро» от Сайсё, который, не смотря на странные обстоятельства, только и может, что последовать куртуазной хэйанской традиции.
У них начинается крайне странный роман, - и к тому моменту, как Тюнагон обнаруживает, что она беременна, она сбегает в отдаленное место, где «он» может родить ребенка в тайне — так что только Сайсё и знает ее тайну. И тогда Тюнагон понимает, что «он» должна поменяться местами с Найси-но-ками, так что ребенка она бросает, и меняется местом с братом, так что Сайсё даже и не понимает, что произошло. И примерно в этот момент император насилует Найси-но-ками, бывшую Тюнагон, - так что это уже второе изнасилование на ее долю.
Сексуальная инициация
Одна из самых известных сцен сексуальной инициации в японской литературе представлена в Гендзи-моногатари, в эпизоде после смерти жены Гендзи, госпожи Аои, когда он входит в покои своей юной воспитанницы, Мурасаки, и после поспешных свадебных ритуалов, о которых Мурасаки ничего не знает, он насилует ее, лишает девственности, -и, - в крайне прямом смысле — невинности. Мурасаки вообще не понимает, что должно произойти,- потому что она, фактически, юкари (духовная замена) другой женщины из прошлого Гендзи. Это делает сцену еще более поразительной и запоминающейся. Их отношения полностью изменяются, и хотя Мурасаки остается с Гендзи до самой своей смерти, он явно теряет часть ее доверия, - и оно никогда не восстановится.
В Товазугатари, есть намек на то, что первый раз у автора был тоже насильственным и неожиданным актом. В этом жанре, это никальная ситуация. Нигде больше нет возможности ознакомиться с тем, что чувствовала женщина, подвергнутая сексуальному насилию. Еще двенадцати-тринадцатилетняя девочка, госпожа Нидзё, оказывается жертвой насилия, которое по сути подстроила ее семья: что и вовсе может повергнуть в шок западного читателя, не знакомого с нравами хэйанского общества.
«Я внезапно проснулась, обнаружив, что свет стал тусклым, занавески опущены, а у сёдзи, рядом со мной, преспокойно и беспробудно спал мужчина.
«Это еще что?!», - вскричала я. Как только я попыталась встать и уйти — его величество проснулся. Не поднимаясь, он начал объяснять, как сильно он меня любил, еще с тех пор, как увидел меня ребенком, как он ждал, когда же я войду в нужный возраст, и так много других вещей он говорил, которых я даже запомнить не успела. Я даже не слушала, я только безутешно рыдала, пока его рукава не промокли насквозь от моих слез, пока он пытался меня утешить. Он не принуждал меня силой, но сказал: «Вы были равнодушны ко мне так долго, что я думал, такой случай, вероятно...Как можете вы продолжать быть столь холодной, когда я все вам уже рассказал?»
Ночь пролетела, а я и слова ему не ответила...Он пытался и бранить, и утешать меня, но я отказывалась отвечать. «Ах, ну что поделать?»,- сказал он, наконец, после чего поднялся, оделся и приказал прислать свою повозку.»
Семья Нидзё и ее слуги думали, что эта первая ночь будет успешной, а она, напуганная, отказалась подниматься,- и они ошибочно приняли этот дискомфорт за свидетельство ее первой ночи с мужчиной. Когда же они узнали правду, то все объяснили ей, - что ей ни при каких условиях нельзя отказать, когда Го-Фукакуса вернется.
«Мне доложили, что его величество прибыл. У меня было время поразмышлять о том, что могло произойти при этой встрече — он просто отворил дверь и вошел в мою комнату с такой легкостью. «Понимаю, вы больны. Что произошло?»,- поинтересовался он. Не испытывая ни малейшего желания ответить, я просто замерла там, где лежала. Он лег рядом со мной и стал рассказывать, как тяжело у него на сердце, но я была так ошеломлена, что не могла даже обеспокоиться о том, что бы последовало дальше. .. Сегодня ночью, когда Го-Фукакуса не мог и слова дождаться от меня, он так дурно со мной обошелся, что вся моя одежда была изорвана. К тому моменту, как мне уже нечего было терять, я ненавидела само свое существование. Я столкнулась с ужасом»
Не смотря на ее чувства, в то время как ушедший на покой император одевается и собирается уйти, Нидзё отмечает, что внезапно она почувствовала, что он стал для нее привлекательнее, чем был до того. И вот, ее забирают во дворец, и она становится его наложницей. Но не один Го-Фукакуса жаждет ее, однако, так что она периодически «одалживает себя» друзьям и родственникам. В одном из эпизодов, она, например четко дает отрицательный ответ на то, что в нынешнем понимании называется «сообразим на троих», - на предложение императора Камэяма заняться любовью с ним и Го-Фукакуса, его братом. Иногда Нидзё сама желает связи — но чаще ее принуждают к ней.
Разочарование наутро
Неприличие со стороны мужчины, так разочарованного, что он даже не исполняет ожидаемый от него долг осторожно покинуть даму с утра оказывается хорошо освещенной темой. Проблема того, что мужчина быстро и приличным образом не может покинуть даму, была просто выражением дурного тона. Слишком долго, или слишком поспешно, - и то и другое казалось дурным поведением со стороны мужчины. (Сэй Сёнагон, относит то, и другое к своему списку «Того, что неприятно»)
Это неприязнь со стороны женщины, касающаяся непринудительных встреч, так что нельзя назвать ее вызванной половым актом без согласия. И тем не менее, она тоже является его следствием.
В то время, как мужчины так чувствительны, что могут всплакнуть да залить слезами веер, - это норма, и даже достойное уважения поведение в хэйанской литературе, кажется, что только сильно влюбленные мужчины могут так выразить свои чувства или радости от сложнейшего достижения желаемого. А вот женщины могут друг друга ненавидеть за то, что одна из них продолжает получать знаки чьего-то внимания. Кажется парадоксом, то, что такое отношение могло быть вызвано и положением женщины в хэйанском обществе.
В этом обществе женщины, - иногда даже жены, - живут в доме своих родителей, а их любовники посещают их тайно. Чтобы продолжать сохранять видимость того, что ничего не было — им приходится уходить до рассвета. Если же он не успевает — то иллюзия дрогнет, и репутация женщины может быть запятнана, в то время как о мужчине станут говорить, что он слабоволен и не может действовать согласно социальным нормам.
Горячая привязанность капитана дворцовой стражи к принцессе Найси — один из примеров тому: хотя она считает его личные послания неприятными, - во многом из-за пропасти в общественном положении,- и его нежелание покинуть ее в первую ночь у нее восхищения не вызывает, она поддерживает связь, которую начали насильно, и даже родила от него ребенка в тайном доме, куда он перевез ее для прикрытия этого происшествия.
Откуда чувство вины?
Во время акта завоевания, даже если предполагаемый партнер отбивается, вероятно даже молит о пощаде в слезах, многие мужчины, - если верить писателям, - сражены чувством вины. Но этого недостаточно, чтобы остановиться, потому что им интересно ощутить это чувство сильнее. Проблема, конечно же в том, что большинство авторов — женщины, и они понятия не имели о том, что в действительности чувствовали мужчины. А если и есть сноски на чувство вины в книгах, написанных мужчинами, - то только в поддержание литературной традиции, - или же у них и правда были такие чувства? Ответить невозможно.
Что и поднимает вопрос: они правда правильно поступали, раз испытывали чувство вины? Если они поступали так, как и следовало — это просто было частью игры в поддавки — так откуда же вина?
Могла ли дама отказать?
Леди Нидзё во время ее дефлорация не без помощи ушедшего на покой императора Го-Фукакуса, была, фактически, способна отложить это событие, использовав свое испуганное и уязвленное состояние, но на вторую ночь у нее уже не было выбора — так захотел император. Надо ли было ей вообще отказать в первую же ночь? Такого бы от нее не ожидали. Все придворные дамы, кажется, были в состоянии соперничества, - если бы только такое событие не было устроенно намеренно. «Нет — значит нет», - абсолютно не хэйанское понятие. Привлекательность дамы в беде заметно и в связи капитана дворцовой стражи с принцессой Найси из Масу Кагами. Как только она начинает сопротивляться и больше кричать и плакать — он только сильнее заинтересован ей и больше ее вожделеет. А император Го-Фукакуса, как говорят, был разочарован несколькими женщинами, когда они слишком быстро согласились переспать — так что для мужчины интереснее было завоевать жертву.
Должно быть понятно, что и отказ мог не помочь. В таких условиях можно было бы задаться вопросом: как много женщин, были принуждены к половому акту, вообще едва зная своих партнеров,- или же они все просто играли по таким правилам? Вы можете спросить, тогда, и иначе: кто из них искренне сопротивлялся, как Найси-но-ками и Нидзё? Эти женщины, зная, что их домогаются императоры, - не имели выбора, не смотря на их чувства. А как на счет Обородзукиё? Ну что ж, Гендзи воспользовался тем, что ему позволили сделать.
Конечно же, женщины, которыми овладели мужчины низшего ранга, отвечали как могли: а именно, старались не дать шанса завязать отношения, не отвечая на письма или просто в ответах на стихи отвечая с выражением своего нежелания продолжать. Если же любвеобильный придворный решил преследовать ее до согласия — что же тогда? Очевидно, ничто или очень малое — даже разница в статусе не давала женщине шанса уйти от преследования.
Следует отметить, что такое явление было не сугубо японским явлением. В западных романах есть такие же примеры героев, настойчиво преследующих женщин, не желающих контакта, или же старающихся его избежать. Ретт Батлер дает Скарлет О`Хара пощечину, прежде чем поднять ее и оттащить, - явно без согласия, - наверх, в постель. Джеймс Бонд побивает Пусси Галор в поединке и драка перерастает в нечто иное. Мужественный герой, который преодолевает протест женщины, или же ее незаинтересованность, привлекает ее внимание, - и она покорно снисходит в его объятия. Так насколько же это отличается от хэйанского принуждения или изнасилования в качестве сексуальной игры? Разве мы по-другому это воспринимаем? Разве понимание женщиной мужественности героя умаляет насилие его действий?
Принимая это во внимание, японская литература и, как минимум, действия ее героев, уже не покажется уродливостью культурных норм и чем-то отталкивающим, - так как мы можем ее судить?
@темы: мое бездарное, heian
-
-
28.12.2012 в 17:33-
-
28.12.2012 в 17:34-
-
28.12.2012 в 17:39А как будто писала женщина о_О
Но все равно какая-то галиматья.... С исторической точки зрения написано понятно, чуть ли не разжовано, но финал... как-то человек увлекся темой xDDD
-
-
28.12.2012 в 17:41-
-
28.12.2012 в 19:41спасибо за труд!
-
-
28.12.2012 в 20:01-
-
28.12.2012 в 20:33-
-
28.12.2012 в 20:34не скажу, что согласна с этим целиком и полностью, но определённо здравое зерно в этом есть.
-
-
28.12.2012 в 20:36-
-
28.12.2012 в 20:40-
-
28.12.2012 в 20:44Не говорю, что автор напрямую делает такое сравнение, просто там подтекст в приведенных примерах был иной... В Японии делается ударение на охоту, а в примерах - просто что-то вроде сражения характеров на почве страсти...
-
-
28.12.2012 в 20:53а вот если бы ко мне так подкатили, я бы дал в глаз ХД или в иное место да посильнее. люблю-трамвай куплю, ты посмотри на них
-
-
28.12.2012 в 20:56Но я все равно не могу понять, как можно выражать мужественность, нападая таким образом - не всё же там взаимно было.
-
-
28.12.2012 в 20:59-
-
28.12.2012 в 21:00-
-
28.12.2012 в 21:08-
-
28.12.2012 в 21:10-
-
28.12.2012 в 21:18-
-
28.12.2012 в 21:20животрепещущая статья оказалась
не зря была сделана работа по переводу
-
-
28.12.2012 в 21:30