[moth-prince]

Karakurenai
Фэндом: Shinsengumi NHK
Персонажи: Хиджиката Тошизо/ Сайто Хаджиме
Рейтинг: R
Жанры: Слэш (яой), Романтика, Психология
Размер: Мини, 2 части

внезапная милота исключительно по дораме

1

Затянутое дымкой небо прожгла яркая полоса разлившегося каленой сталью утреннего солнца. Две пары не спящих глаз пристально глядели на это самое небо, со своими мыслями и намерениями. Ветер пахнул в лицо тяжелым дыханием, подернутым морозной свежестью, выдающей вступление осени в ее законные права.
-Говорят, красные клены сейчас особенно хороши,-
Негромко разрушает тишину притаившийся в еще не разрушенном первыми лучами солнца полумрака, замком. Закрывает глаза, отрываясь от совершенно обыденного рассвета. Ответом звучит еще более тихий, приглушенный от нежелания говорить, голос:
-Вы хотите на них посмотреть?,-
Глаза встречаются: устало-отстраненные и холодно-незаинтересованные. Фукучо на одно мгновение выдает свой интерес сдержанным кивком: ему интереснее наблюдать за таинственной сволочью Сайто, чем за красотой природы:
-Да. Составите мне кампанию?,-
Не так быстро: прикормленный Кондо бывший якудза отрицательно, но крайне вежливо качает головой. А ведь на зло, Хиджиката ждет озвученного ответа: пересиливает себя, подает голос:
-Прошу прощения, я уже на них насмотрелся в том году.
Именно, год назад, когда по собственному остервенелому чувству долга и слабым преклонением перед альфой своей новой стаи, тенью следовал за покойником ныне Серизавой, оберегая его от малейшей опасности. Не уберег, - долг и уважение перед Кондо пересилили одну купленную услугу, и волк покорился, давая волю убийцам. И теперь замаранные той кровью руки Хиджикаты тянулись к нему. Какая ирония.
Тошизо устроился поудобнее, кутаясь в наброшенное на плечи хаори: бессонная ночь выливалась в почти болезненную бледность, делавшую его сосредоточенное лицо похожим на маску театра Но. Тесно сжатые губы маски тронуло подобие улыбки: фукучо еще раз заглянул в усталые и безэмоциональные глаза собеседника:
-Приказ будет более подходящим предлогом, нежели просьба?
В ответ снова - только сдержанный кивок: да. Сайто никогда не подает голос, если на то нет надобности. А вот если подаст - может и не поздоровится кому-то. Иногда только один взгляд его холодных глаз заставляет отступить, отвести глаза, не поддаваться наваждению. Из желтых искорок в глубине блекло-коричневых радужек складывается удивительный узор, точно порожденный таящим опасность калейдоскопом. А ведь хорош, сукин сын, разве что холоден и общаться не умеет. Тошизо оставляет на время попытку заговорить- встает было, чуть не уронив хаори, удерживая и поправляя его покрасневшими на холоде пальцами. Несколько тихих шагов, и фукучо пересаживается почти вплотную к неразговорчивому молодому человеку:
-Я хочу научить вас видеть красоту простых вещей
Хаджиме вопросительно и чуть ли не исподлобья бросает недоуменный взгляд: его губы дрогнули, но сомкнулись, неловко изогнулись в неумелую полуулыбку. Ему явно лестно внимание, но это ни к чему: он не такой человек. Мягко тянется рукой, явно высмотренным где-то, не своим жестом, и гладит Хиджикату по щеке, как будто разница почти в десять лет расположилась противоположным образом:
-Мне это не нужно, простите
Он почти готов обожать начальство, прозванное за глаза демоном, это слишком красивое лицо, за которым таится стальная, непростая душа. С тех пор как именно он, Хиджиката, пришел забирать Хаджиме, избитого и подставленного продажным чиновником, в потеках крови и в мясо изодранной спиной. Фукучо будет хрипеть ругательства, говорить о том, что это - плевок в лицо всему ополчению, а то и самому Мацудайре. Но Сайто видел, что в этой гневной отповеди таилось и нечто иное: его боялись потерять. В том, как старательно зализывали его раны, в том, как первую ночь не смыкали над ним глаз, ожидая чего-то страшного: нет, ребра были целы, а что ему новые шрамы? Обезболивающее тогда грело нутро меньше этой неожиданной заботы: а ведь списал на то, что Хиджиката банально испытывает чувство вины. Здесь странные люди, так беспокоятся за соратников.
Его руку даже от лица не отнимают, не бьют, - фукучо испытывающе, непонимающе смотрит на янтарные и желтые сполохи в чужих глазах. Уже утро, еще минут пятнадцать и будет нельзя на виду показывать свои привязанности.
-Я пойду за вами.
Твердо и тихо, глаза выдают такую чудовищную решительность, что Тошизо даже не сразу понимает - что именно имеет в виду несоциализировавшийся молодой человек:
-Куда?
Сайто снова позволяет себе улыбку приговоренного на казнь:
-Куда угодно.

2
Он еще год назад заметил, что алая листва кленов до боли напоминает раскинувшийся, бескрайний океан крови. Не то, чтобы Хаджиме любил кровь, скорее она была неотступно преследовавшей его деталью жизни. Такой же обыденной, как дыхание или необходимость моргать.
Сливавшиеся с небом кроны деревьев, уронивших лишь часть листвы, заслоняли комковатые, серые облака. Успевший местами покрыть землю красно-желтоватый ковер опавшей листвы, был влажным от вчерашнего дождя и кое-где водянисто поблескивал.
Фукучо было отчего-то плевать на эту агоничную испарину осени: он сидел прямо на земле и завороженно изучал взглядом чрезмерное изобилие оттенков красного. Не испытывавший ровным счетом никаких восторгов, Хаджиме опустился рядом на влажную листву, сдавливаемый каким-то неприятным ощущением тревоги. Недаром говорят, что волка можно загнать красными флажками.
Этих красок крови было так много, что во рту невольно ощущался металлический привкус, какой бывал, только если рубанешь по кому-то, а в лицо брызнет горячая струя алой влаги, мгновение назад бежавшей по жилам.
Сайто хотелось закрыть глаза и не видеть все это, вернуться к серой гамме города, с его пыльными закоулками и выцветшими оттенками всех цветов радуги.
-Вы закончили, фукучо-сама?
Спокойный, без всякой собственной оценки тон официального сопровождающего, чуть ли не телохранителя. Кажется, Тошизо это позабавило: вытянул руку, поиграл рукавом чужого косодэ. Один жест дал понять Хаджиме, что следует повернуться лицом, еще один - что следует позволить коснуться губами своих плотно сжатых, неулыбающихся искренне, губ. Негласные команды так преданного своим плотским желаниям начальства: лежать на мокрой листве было неприятно, алый цвет вгрызался в горло, драл изнутри, заворачивая в тугой кокон. Запах крови уже навязчиво дразнил ноздри - или это был запах чужого тела, изнывающего от желания?
На губах Хиджикаты не чувствовалась смерть, это, кажется, утешало. Стоило закрыть глаза, и давление окровавленной осени отступало. Зачем? Хаджиме не противился близости с мужчиной, но в этом страшном месте, она казалась особенно порочной.
В волосы неприятно забивались полуобсохшие листья, шуршали, как дорогие шелка, дразнили запахом сырости и гниения. Осень воистину апофеоз смерти. Позволить прикасаться к себе руками, которые собирали эти алые кленовые листья, сладко и неприятно подернутые гибелью любой жизни. Все это давило настолько, что сегодня Сайто, со всей своей гордостью и желанием бороться за доминирование, готов был принимать, а не нападать.
Глухой стон вырвался, когда вжавший его в холодную и влажную подстилку отмерших листьев, демон первый раз глубоко подался вперед: Хаджиме невольно проехался затылком по земле, сгребая свежую листву и обнажая слой уже пожухлой, гниющей и ссохшейся в один сплошной пласт. Казалось, что он сейчас погружается с головой в этот горьковато отдающий гниением океан крови. Как назло, фукучо сегодня был слишком мягок, залюбовался этим ужасом, не понимая его сути, и теперь плавно и осторожно двигался, сжимая колени занятого дурными мыслями кумичо, шурша тканью приспущенных до них хакама, шелестевших точно так же, как проклятые листья. Его ухоженные пальцы то и дело сжимались сильнее, грозя оставить синяки: слава ками, рывки стали грубее, искушенный многочисленными связями замком догадался, что партнер не испытывает удовольствия, только теснее сжимает напряженными мышцами, доводя до болезненных стонов.
Что бы ни пытался проделать с его телом Тошизо, Хаджиме не испытывал ни малейшего желания кончить в этом приюте застарелой смерти. Занятый сдерживанием позывов тела разрядиться, он даже не открыл глаза, когда удовлетворенный фукучо отстранился, оставляя на алой листве дорожку жемчужных капель.
Веки тревожно распахнулись, когда пришло странное ощущение обжигающей влаги чужого рта, занятой им снизу- Сайто вцепился в волосы начальства, пытаясь с минимальным ущербом отстранить его от себя. Слишком постыдно и переходит все границы:
-Пожалуйста, прекратите
По руке не глядя хлопнули - Тошизо продолжал монотонные движения головой, благо глаза не поднимал. И оторвался, интриган расчетливый, только с измаранными полупрозрачными потеками губами. Сайто, как и следовало полагать, воспринял это как негласное признание.
Возвращаясь в казармы, оба не проронили ни слова. Переступить через свою гордость было невозможно для обоих: только под вопросительные взгляды прохлаждавшегося во дворе Окиты, они перекинулись взглядами и даже поделились впечатлениями о бесконечном коконе алой листвы. Хаджиме кисло усмехнулся, возвращаясь в свою комнату:
-Странный вы, фукучо-сама..кровь не чуете